Селия Бреттон - Каинова печать

— Показания на нуле! — ворвался мужской голос, заглушив тот нежный, умоляющий. — Он уходит!

Он замер и посмотрел вниз. Вокруг его тела суетились люди, стараясь вдохнуть в него жизнь. Перед ним был выбор: наверх, в вечный, чистый, спокойный мир без боли, или вниз, туда, где этот отчаянный тоненький голосок требует вернуться, шепчет слова, которые заставляют его слушать, собрать всю волю, бороться, тормозят агонию…

— Борись! — едва слышно донеслось с Земли. — Борись, ибо, если ты не захочешь, я никогда не поверю, что ты любил меня. Настало время доказать это. Я помогу тебе, я сделаю все. Не смей уходить! Я еще так мало знаю тебя…

Слова зазвучали громче, и врачи замерли, следя за попытками женщины вернуть жизнь в агонизирующее тело. Ее отчаяние заставляло продолжать надеяться на невозможное. Последовали новые команды, но его уже накрыла волна невероятной силы, освободила от тяжести колебаний и заставила скользнуть вниз, навстречу новым пыткам.

Он хотел закричать, застонать от боли, но не смог. В ту последнюю, микроскопическую долю секунды, когда он соединился со своим телом, желание умереть ушло.

Опять возобновилось равномерное жужжание, и манящие прекрасные лики другого мира исчезли. Но смешной, нежный, уговаривающий голосок все еще был слышен:

— Я дала тебе слово. Ее имя… Карла.

Когда доктор Бартон откинул полог и вытер со лба крупные капли пота, Карла словно остолбенела. Ее глаза были широко раскрыты, от вчерашней элегантной прически не осталось и следа, взмокшие от пота пряди липли к щекам и шее. Она не могла ни говорить, ни двигаться, ни дышать.

— На данный момент кризис миновал, мисс… Карла, — поправился он. — Но вы должны понимать, моя дорогая, что состояние мистера Уайтхеда очень тяжелое.

Карла закрыла глаза и упала в тяжелое кресло у стены, чувствуя себя измотанной до предела.

— Он жив, — вырвалось у нее. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Тяжелое состояние… Ну, с этим она справится. И Кларк справится, лишь бы был жив! — Могу я увидеть его?

— Как только его состояние стабилизируется. Может, выпьете пока чашечку кофе?

— Спасибо. — Она благодарила его за спасение Кларка, но сомневалась, что врач ее правильно понял.

Тем не менее Бартон слегка кивнул; голос у него был усталый.

— Как и вы, мы легко не сдаемся. — Затем он с грустной улыбкой вернулся к пациенту. В эту минуту доктор еще больше напоминал ей знакомого профессора…

Она не отпустила его. Он видел ее, когда плыл к потолку комнаты. Это была Карла. А он был Кларк, и она была его невестой…

Он все яснее понимал, что только этот нежный настойчивый голос смог отвлечь его от полета в благословенную, безболезненную темную бездну. Теперь он знал, кому принадлежит этот голос, и был уверен, что скоро вспомнит, как это было — любить ее и быть с нею вместе…

— Ты сказал, что починил свой тахометр и теперь сможешь вернуться ко мне на целый день раньше. Как ты назвал его? «Бегущая мельница»?

«Бегущая мельница»? Конечно, он знал, что именно имел в виду. Разве их отношения не были безумной смесью его безрассудной преданности и ее неумения видеть в нем хоть что-то плохое?

— Эй, Уайтхед! — Карла легко коснулась тыльной стороны его ладони — единственного неза-бинтованного места, к которому вели трубочки с лекарственными растворами и болеутоляющим, которое ему давали в строго отмеренных дозах. — А ты хорошо выглядишь!

— Ты шутишь, правда? — молча ответил он. — Милая, ты либо слепа как летучая мышь, либо тебе слишком легко угодить.

— Чувствуешь мою ладонь? Как приятно тебя касаться! — Карла погладила его по руке, стараясь не задеть вставленные в вены иглы.

— Конечно, чувствую. Все болит. Послушай, я вернулся из мертвых. Этого достаточно? Тогда оставь меня в покое и дай поспать.

Нежные пальцы Карлы продолжали поглаживать его, но оживленный голос не давал утонуть в темноте.

— Знаешь, я должна сообщить тебе хорошую новость. У тебя не будет пролежней.

— Едва ли я их замечу, милая.

— Эта кровать, на которой ты лежишь… Ким сказала, что она двигается, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы изменить точки давления на твоем теле и не дать образоваться этим ужасным болячкам!

— Потрясающе.

— А вчера мне кто-то сказал, что после трех дней лежания в постели мышцы начинают атрофироваться. Как странно! Неужели всего через три дня?

— А почему это должно меня волновать?

— Ну, раз ты здесь уже две недели, так, может, стоит начать их разрабатывать?