Юлиан Семенов - Еще не осень

...Серебровский вошел в свой сарай и остановился около двери: на его надувном матрасе сидела Катя, обняв острые коленки тонкими руками; она смотрела на него спокойно и грустно.

- Я за вами, - сказала она. - Вы же обещали прийти, милый дедушка Шура.

4

Длинный крепкий парень, который предлагал Серебровскому иголку, сильно пожал его руку.

- Леонид Громов, - сказал он. - А это Лида, она заикающийся товарищ, поэтому молчалива.

Девушка улыбнулась.

- Я з-заикаюсь только на с-согласных.

Они встретились на околице, возле маленькой церкви. Деревянные ее купола на фоне закатного неба казались стальными, настороженными.

- Католические церкви похожи на ракеты перед запуском, - сказала Катя.

- Это она хочет показаться вам умной, - пояснил Леонид, - так сказать, разведка боем.

Серебровский почувствовал себя неудобно, он не понимал, как можно так говорить о девушке, но Катя не обиделась; усмехнувшись, она продолжала:

- Нет, правда... Я вообще считаю, что храмы - это память людей о ракетах... После первой атомной войны в самых диких уголках планеты уцелели люди, и какой-нибудь неграмотный дед рассказывал своему внуку о ракетах, которые тогда были... А внук не мог себе этого представить, нельзя же, чтобы каждый был гением и мог представить невиданное...

- Кювье? - спросил Серебровский. - Верите в теорию цикла? Все уже было? Человечество уничтожает самое себя, а потом повторяет пройденный путь наново, до новой катастрофы?

Леонид обернулся к Лиде:

- Видишь, как умные люди говорят, старуха! Мотай на ус, пригодится, когда политэкономию будешь сдавать...

...Отцу Николаю было лет двадцать пять. Очень высокий, мускулистый, с пушистой бородкой, он кончал обряд крещения... Мать, немолодая, с пергаментным лицом женщина, пела вместе с Николаем безголосо, перевирая мотив, явно мешая священнику, и все время завороженно смотрела на своего ребеночка, единственного и - как объяснил потом Николай - вымоленного в этой церквушке.

Заметив вошедших, священник суетливо заторопился, слова стал произносить гнусаво и невнятно, быстро закончил обряд, сунул руку женщине; она нежно и благостно приложилась к его пальцам и хотела было сунуть деньги, но Николай строго ее предупредил, отодвинув от себя:

- В ящик, в ящик, на нужды храма, Фрося. Я не беру, сколько вас всех учить.

- Берет, сукин сын, - шепнула Катя, - еще как берет... Перед нами сейчас выкобенивается.

Когда женщина ушла, отец Николай сказал:

- Добрый вечер, живописцы. Что, продолжим наш диспут - Луначарский против Введенского?

- Продолжим, - согласился Леонид.

Катя сказала Серебровскому:

- Мы сюда будто на занятия ходим: видите, как расписаны стены? Семнадцатый век. Только тогда так умели соединять красный и черный цвета.

- И сейчас на похоронах соединяют, - сказал Леонид. - Даже еще лучше.

Лида, видимо, что-то заметила в лице Серебровского и попросила его:

- Вы, пожалуйста, н-не обращайте на н-него внимания, у Лени всегда т-такой агрессивный стиль...

Отец Николай вернулся - в белой сетчатой тенниске и спортивных брюках. Серебровский поразился перемене, происшедшей в священнике: он сейчас был похож на борца - так сильны были его плечи, шея и руки.

- Коля, познакомьтесь, пожалуйста, - сказала Катя, - это Александр Яковлевич.

- Очень приятно.

- Ты у нас <����отец>, - сказал Леонид, - а Катин приятель <����дед>. Сплошная преемственность поколений.

- Где соберемся сегодня? - спросил священник. - У вас или на берегу?

- Н-на берегу. Там с-сырье для шашлыка и алкоголь.

Засмеявшись, отец Николай как-то опасливо посмотрел на Серебровского.

- Я не из епархии, - успокоил тот.

- Педагог? Инспектируете творческую молодежь?

- Просто отдыхающий. Отдыхаю, рыбу ловлю.

- Ах, так... А я, видите ли, судил по сединам.

- Наша Катиш, - пояснил Леонид, - тянется к авторитетам.

- Седины - это скорее от возраста, чем от авторитета, - сказал Серебровский. - Истинными авторитетами становятся в молодости. Когда человек становится авторитетом в старости - в этом есть что-то искусственное, сделанное.

- Так вот заигрывают с незрелой молодежью, - усмехнулся Леонид и обернулся к Лиде: - Ну что, марш-бросок на берег?

- Я-то на мотороллере, - сказал отец Николай, - мне бежать неловко... Паства не поймет...

- Костер там разожги, пастырь, - попросил Леонид, - чтоб искры стреляли в звездное небо.

Когда они вышли из храма, уже наступили ранние быстрые сумерки, и в высоком небе угадывался размытый серп снежного месяца.