Юлиан Семенов - Репоpтеp

- Какой выход? - крикнули из зала.

- Очень простой: заказчик - банк - потребитель - вот вам треугольник, базирующийся на принципе кооперирования, которое сулит трудящимся выгоду реальную, осязаемую, влияющую на бюджет семьи. Я подсчитал: алкоголиками у нас становятся те, кто зарабатывает не более ста пятидесяти в месяц; нет смысла беречь такие деньги - что на них купишь?! А трудящиеся, которые получают более трехсот рублей, - не пьют! А те, кто взял семейный подряд и зарабатывают по пятьсот рублей, - не пьют! Алкоголизм - болезнь социальная, проистекающая от безверия и отчаяния! И повинны в этой болезни мы, руководители! С нас и спрос! Сможем раскрепостить людей - по закону, поправкой к Конституции, повышением роли юристов, адвокатов, нотариусов, защищающих таланты от недреманной бюрократии, - победим. Нет - перестройку провалим, врагов у нее предостаточно... Поэтому я предлагаю созвать внеочередную сессию Верховного Совета нашей автономной республики и отменить на ней все насильственно сдерживающие перестройку правовые нормы прошлых лет... Если вы меня поддержите по этим позициям, сниму самоотвод. Если нет - мое избрание будет очередной перетасовкой колоды, положение не изменится!

...Выступление первого было достаточно мужественным: <����Что ж, попробуйте по-вашему, может быть, я устарел, однако не хотелось бы, чтобы горячая, хоть и заинтересованная азартность крушила все сложившиеся нормы, рискованно>.

Ниязмухамедов довольно жалко оправдывался, ссылаясь на мнение Москвы, клялся научиться новому мышлению; первый несколько презрительно заметил: <����Смелости не учатся>; завагитпром Мызиков возразил: <����А что, космонавты рождаются героями? Отмечены тавром элитарности?>

Пленум закончился в одиннадцать вечера; мы с Игнатовым зашли в мой кабинет, и прежде чем сели за стол, я написал записку секретарю Нине Григорьевне: <����Пожалуйста, завтра соедините меня в девять по Москве с тов. Варравиным>.

XXIX Я, Василий Горенков

_____________________________________________________________________

В Загряжск из колонии меня привезли на <����Волге>.

За всю дорогу шофер не произнес ни единого слова. Когда я спросил, где он работает, сухо отрезал:

- На базе.

Только когда мы попали в мой микрорайон (два дома, что я начинал полтора года назад, так и стоят недостроенные, рабочих на площадке нет), он сказал:

- Мне дали адрес: Весенняя, три; это правильно?

- Да.

Я вышел из этой ухоженной тридцать первой <����Волги> возле магазина; мне казалось совестным въезжать во двор; какая-то была во всем этом противоестественность: утром - зэк, а днем раскатывает на обкомовской машине; сразу по всем подъездам пойдет шорох: зачем? И так ощущение такое, что по-прежнему вымазан в дерьме, не помылся, зато надел новый костюм.

Галя Прохорова - кажется, из восьмой бригады отделочников, - встретив меня, взбросила руки к щекам, замерла, потом шагнула назад, оттого что поначалу хотела броситься ко мне (я ощутил ее порыв), но не бросилась, прошмыгнула мимо.

А чего ты ждал, спросил я себя. Думал, с флагами выйдут встречать?

Всегда не прав тот, кто упал.

Возле своей квартиры я остановился, чтобы пришло в порядок сердце и не тряслись руки, - дети все замечают. Надо войти домой так, чтобы загодя погасить эмоции. Зачем лишний раз рвать им сердца? Маленькие все понимают, порою значительно острее нас...

Я нажал на кнопку звонка и сразу понял, что он не работает: филенка у нас соответствующая, все слышно, что происходит в квартире, раздолье для доносчиков: пиши - не хочу! Я подождал немного; тихо у меня в квартире... Точнее, в квартире бывшей жены, я ж выписан, мы разведены, а еще верней, меня развели... Я постучал три раза - как раньше. Никто не ответил. Постучал громче - злоба во мне поднялась, темная злоба и страх; сразу услышал старческие шаркающие шаги: в лагере очень обостряются слух и обоняние, я поэтому сразу понял, что идет старуха. Может, Зина вызвала мать, подумал я. Сама на работе, а бабушка с детьми помогает... Право переписки я получил только в колонии, в тюрьме я был отрезан от известий из дома, именно там следователь дал мне Зинино прошение о разводе. Кстати, с двумя ошибками; странно, грамотный человек, отчего? Отправил два письма, ответа от нее не пришло; получил только открытку от обойщика Деревянкина, писал, что их бригада в суд не верит, они на моей стороне. Не помню его... За долгие тюремные дни в памяти остаются лица самых близких, остальные отходят на второй план, а потом и вовсе стираются.