Юлиан Семенов - Репоpтеp

Я подняла трубку, предварительно откашлявшись: почему-то мне показалось, что говорить сонным голосом нетактично; отец всегда шутил: <����У тебя мой дурацкий характер, Лисафет, ты все берешь на себя, в наше время трудно жить таким совестливым, затопчут, оглядывайся, длинноносая, пример предков поучающ>.

Голос у Ивана был жухлый, чужой, словно он заболел тяжелой ангиной.

- Что случилось, старик?

- Это продолжение моей просьбы задержать Кашляева... Тут такие раскручиваются дела - ни словом сказать, ни пером описать... Можно, я к тебе приеду? И не один - с Гиви...

...И вот я называю Томочке телефон Галки; я застала ее на репетиции; слава богу, не на гастролях, седой фирмач ее бросил, исхудала, скулы торчат, как у голодного татарчонка, глаза пустые, совершенно потухли, хотя если не знать ее, такого не скажешь - два горящих уголька, но я-то помню ее другой, у человека глаза меняются постоянно, в них надо вглядываться, только тогда поймешь человека, вглядываться не спеша, исподволь, не пугая пристальностью, мы все так устали от выискивающей пристальности...

На прощанье, кстати, Галка сказала: <����Она велела принести ей щетину Ганса: <����Все мужчины оставляют на лезвии, сними незаметно и принеси, он будет твоим навсегда>... А Ганс - немец, они ж аккуратные, он свою бритвочку мылом моет... Мыл... Потом попросила завезти самый любимый его подарок... Отнесла замшевую куртку... А он все равно уехал... Вот так-то... Сука она, эта Томка... Вообще мир полон сук и кобелей, мечтаю вернуться в семнадцатый век, хоть инквизиция, но все же рыцари были, да и людей не так много, есть где спрятаться... Пусть Томка звонит, я скажу, что ты от меня...>

- Галчоныш, - Тома чуть не пела, голос воркующий, - ты что ж носу не кажешь? Как у тебя дела? Ну! Вот видишь... А тут ко мне Яночка пришла... Да? Подружка? Все сделаем! Ты ж знаешь, у меня слово верное... Это, кстати, твой новый телефон, что ль? Ах, так... Ну, приходи, чайку попьем, а за Яночку не тревожься, все будет хорошо.

Она гадала мне достаточно долго, кое-что, кстати, сказала верно, прямое попадание: <����Постоянно думаешь о бубновом короле>, а Иван светлый, и я о нем думаю постоянно, но ведь, наверное, каждая женщина постоянно думает о том, кого любит...

- У твоего бубнового кто-то есть, Яночка, держи ухо востро, крестовая дама постоянно ложится рядом с ним, и девятка пик не отходит, я не жалую такую карту... Хотя, если надо, мы отвадим ее, это я быстро делаю, но - не люблю, да и сил тратишь столько, что потом хоть в санаторию уезжай...

- Я отблагодарю, - сказала я. - Я на все готова...

- Думаешь, я из-за денег? - Тома вздохнула. - У меня призвание есть: делать людям добро. Во власти изверилась, в церкви священники служат, как в главке каком, кто остался утешителем? Мы, меченые.

- Это как?

- А так. У кого от бога метина... А теперь смотри мне в глаза, Яночка. Расслабься и смотри мне в глаза. В зрачки, я по дужке болезнь вижу и хворь выгоняю...

- Я не переношу гипноза, - сказала я. - У меня рвота начинается.

- А кто тебе сказал, что я гипнотизирую?

- У меня отец онколог, я про это знаю.

- Где он лечит?

Она неотрывно смотрела в мои зрачки, и мне захотелось сказать ей, что папа лечит в онкологическом центре, но он никакое не светило, а самый рядовой врач, его всегда все отодвигали, хотя для меня нет более редкостного доктора на земле, но ведь я пристрастна, он мой отец, несчастный человек, фантазер и бессребреник, подкаблучник, мама вытворяет с ним бог знает что...

- Где он лечит? - повторила Тома еще тише. - В какой клинике?

- В Тобольске, - превозмогая себя, ответила я. - Там при мединституте есть клиника, может, слыхали?

- Да ты расслабься, маленькая, расслабься, ишь какая длинноносая, волосы-перышки, расслабься, Яночка...

Так я тебе и расслаблюсь, подумала я; отец учил меня напрягать мышцы спины, когда становится трудно и настроение могильное; стойка, говорит он, это костяк человека, в жизни самое важное ритм и стойка.

Тамара положила свою пухлую ладонь на мою руку, придвинувшись еще ближе.

А я смогла подумать: <����Она чего-то боится. Она очень испугана>. И подумала я об этом отчетливо и совершенно спокойно, и после этого до конца убедилась в правоте слов Ивана, что сейчас мне надо ей подыгрывать, я обязана стать податливой и медленно, чуть вяло, но в то же время четко отвечать на все ее вопросы.

А в том, что она начнет меня спрашивать, я не сомневалась.

И - не ошиблась.

- Ты уснула, девочка, - еще тише сказала Тома, - тебе спокойно и тихо, скажи мне теперь, маленькая, что у тебя на сердце камнем лежит?