Фридрих Незнанский - Я убийца

– Живой. Коля, живой… Мы живы…

Братья обнялись. Посмотрели друг другу в глаза. Игорь провел рукой по лицу брата, потрогал шрам на брови.

– Мы живы… – констатировал младший. – Ты не представляешь, как я рад, что мы живы… Да ты иди сюда, садись. Я местную водку не рискнул. Захватил в ресторане.

Игорь извлек пузатую бутылку.

– Нам сегодня б в самый раз.

– Постой, ты же не пьешь? Помнишь, как там наклюкался?

– Помню, Коля, помню. Помню, как ты за меня пошел. Лучше бы я не пил тогда.

– Не лучше. Тебя бы убили, и мы сейчас не стояли бы здесь и не плакали.

Оба вдруг заметили, что слезы обильными горячими каплями обжигают им щеки. Держась друг за друга и не разжимая рук, словно в очередной раз боясь потерять друг друга, они сели на матрас. Игорь налил бальзам, и первую дозу оба почти не почувствовали.

– Рассказывай, дурилка картонная, как тебе-то удалось? – спросил Николай.

– А что мне? После той пьянки, когда ты за меня взялся пакет доставить, а я рухнул на складе в одеяла, проснулся. Слышу, говорят двое. Молдаванин, что у тебя шофером был, и «литер» наш. «Довез? Довез. В лучшем виде. С рук на руки. Его увезли…» То есть – тебя. «А меня отпустили. Даже до части проводили». А «литер» смеется. Я, говорит, его к медали «За мужество» представлю. Газаев с ним разберется. Ну и ладно.

Игорь замолчал. Так ярко в памяти встал перед ним следующий день, когда получил страшное известие о пленении брата.

– Вот он…

Николай достал пакет.

– Зачем же меня подставили?

– Не тебя, Коля, они подставляли. Меня. Я ж писарем был. Столько бумажек через мои руки прошло. Всяких, Коля, бумажек. Груз гуманитарный, медикаменты, перевязочные материалы. Они ж ценились больше, чем патроны. Трейлерами воровали. С некоторых пор я у них как бельмо в глазу стал. Знал слишком много.

Николай молчал, вспоминая тот злополучный день, начавшийся так счастливо.

Потом встал, поискал глазами место, куда бы приткнуть пакет.

– Давай посмотрим?.. – предложил Игорь.

– Нет, военная тайна. Я найду адресата. Я ему все расскажу.

– Пустой номер, Коля, никому ничего не докажешь. Да и нужно ли?.. Они себе начальный капитал нагребли на чужой крови. Свое дело открыли. Кто сколько сожрал, столько здесь и отрыгнул на гражданке. И разница только в сумме. Прокурор ты, зам по тылу, шофер или летеха. Даже председатель медкомиссии, который документы выправил и вчистую всех демобилизовал…

– Нужно. Я всех их вычислю и прижму к ногтю. Если существует высшая справедливость, так я ее исполнитель. За все. За ребят наших, за матерей, за Отечество, которое они облапили своими грязными пальцами, за то, что пол-России побираться заставили.

Потом они сидели всю ночь при свете керосиновой лампы. Пили потихоньку бальзам, и Николай скупо рассказывал о пережитом. В его рассказах не было много крови и душераздирающих подробностей. Просто перечислялись факты, вспоминались даты. Он вспомнил сороконожку. Он вспомнил женщину, которая размозжила голову контрактнику. Он вспомнил старика и Надиру. Он все вспомнил. Говорят, что надо попытаться кому-то высказать свою боль – и станет легче, но удивительно, Николаю не становилось легче. Наоборот, он все больше и больше черствел изнутри.

– Ты-то как выкрутился? – спросил он в конце.

– Помнишь ту связисточку? У нее родственники в Полтаве. Я момент улучил, зову ее. Глаза вытаращила: ты? Я ей все и рассказал. Собственно, она сама при штабе многое видела. Ночью мне из канцелярии бланки принесла и печать. Я себе документы выправил и в Полтаву к ее родичам. Год сидел тихо, как мышь. Полгорода втихую обшил. Начал, правда, с родственников, а потом пошло-поехало…

– Женился, что ли?

– Я бы женился. У нее контракт через три месяца кончался. Снайпер достал.

– Как же тебя никто не зацепил?

– У меня бумаги самые настоящие были. Сам делал. Кто ж зацепит. Приехал в столицу, пошел к военкому. Мне даже комнату вернули. А что, профессия есть, спасибо матушке, шить научила…

– Давай за маму… Как она… умерла?

– Рак. Ходила до последнего. А потом – месяц, и сгорела прямо на глазах.

Выпили.

– И вот ведь что обидно – ничего этим сволочам не делается. Все с рук сходит. Что по ту сторону были, что по эту.

Игорь пьяно махнул рукой.

– Одного встретил – палаткой на Рижском заведует, другой физруком пристроился. Герой кампании. Я уже о полковниках и говорить тебе боюсь…

– Газаев мертв. Погиб солдатом. А про других еще посмотрим…