Фридрих Незнанский - На исходе последнего часа

– Чего?!

– Это фамилия, – объяснил ботаник. – Он грек.

– Жизнь прекрасна и удивительна. А Климов тогда кто?

– Климов – просто меценат, – пожал плечами ботаник.

– Как Рябушинский, Морозов, Мамонтов? – криво усмехнулся Турецкий, соображая про себя, что работники «Света» даже, оказывается, не знают, на кого работают.

– Ага. Только лучше. Он зарплату платит. Квартиру дает, мне, в частности.

«Час от часу не легче, – подумал Турецкий. – Не был ли Герат связан с ФСБ? На фига, спрашивается в задаче, ему сборище этих яйцеголовых?»

– А где сейчас Климов? – беспечно спросил он.

– Известно где, – пожал плечами ботаник. – В круизе.

Турецкий буквально подпрыгнул.

– Откуда ты знаешь? Имей в виду, если скажешь «от верблюда», получишь по очкам.

Ботаник слегка обиделся:

– Очень нужно. Да он сам сказал. Давай, говорит, «пять», Виталя, а если есть, то все шесть. Это он пошутил, – объяснил на всякий случай ботаник.

– Когда?! – Турецкого сейчас мало интересовал климовский юмор.

Ботаник покопался в мозгах и вытащил оттуда точную дату:

– Восемь дней назад.

Значит, за день до исчезновения, посчитал Турецкий. Похоже, Герат действительно знал, что испарится. Значит – жив? Так-так, полковник Малахов, ваши шансы быть убитым своим приятелем увеличиваются.

– Где был этот разговор? У вас в конторе? Кто присутствовал еще?

– Нет, он туда уже давно не заходил. В машине его это было. Он меня встретил на улице и подвез до дому.

– На чем он ездил?

– На «мерседесе», кажется.

– А на чем в круиз?

– У него своя яхта.

В уставшей голове Турецкого мигом нарисовался эдакий одноглазый капитан пиратского типа, в косынке, с деревянной ногой и с подзорной трубой. В этом случае Малахов должен был болтаться на рее. Что за чушь?…

– Кто был у тебя последним клиентом?

– Я своих клиентов по фамилиям не знаю. Я же не бухгалтер. Я даже их в лица обычно не помню. В голове откладывается только их аппаратура.

– Ну хорошо, а дачный поселок перед яковлевским лесом знаешь? Сейчас, кажется, надо будет свернуть.

Ботаник кивнул. Но резкий поворот направо ему не совсем удался. Встречный самосвал заставил прижаться к обочине. «Запорожец» здорово тряхнуло. Сбросить скорость не удалось.

– Тормоза! – взвизгнул ботаник. Его очки с толстенными стеклами слетели на пол и хрустнули под каблуком: несколько секунд он вел машину практически вслепую. Турецкий успел перехватить руль и спас их от следующего столкновения – с молоковозом. Они съехали с дороги. И влетели в кусты.

Но оба были целы, только слегка помяты и поцарапаны.

Турецкий помог ботанику выбраться наружу. Уже хотел захлопнуть водительскую дверь, но вдруг засунул руку под приборную панель и вытащил оттуда маленький «жучок» – элементарную прослушку.

Ботаник удивленно вытаращил глаза.

«Пожалуй, он не играет, – подумал Турецкий, спрятав „жучок“ в носовой платок. – Ботаникам не положено притворяться. И с тормозами действительно не все было в порядке».

В этот момент подъехал «фольксваген». Из него выскочили двое мужчин в костюмах с расстегнутыми рубашками и в черных очках. Продолжая бежать вперед, мужчины одновременно вытащили по пистолету. Турецкий мгновенно оценил ситуацию и понял, что это хана, на ботаника рассчитывать не приходится. «Марголин», как на грех, застрял в кобуре под мышкой.

Но пули, просвистев над Турецким, угодили в многострадальный «Запорожец».

«Неужели я наступил-таки на мозоль ФСБ?» – не вовремя промелькнула отвлекающая мысль.

Виталик заорал и, упав на бок, схватился за ногу. Турецкий успел столкнуть его в кювет, а сам кинулся в сторону и, все же выдернув «марголин», всандалил порцию свинца тому из двоих, который успел приблизиться первым. Не издав ни звука, тот замертво рухнул на землю. Второй откачнулся было назад, но Турецкий выстрелил еще раз, и эта пуля задела колено нападавшего. Тот завопил, но, падая, успел свалить Турецкого и дважды ударил его в лицо. Озверевший Турецкий заехал ему рукояткой пистолета в зубы, и противник наконец на какое-то время отключился.

Уф… Скромный «марголин» выручил сейчас не хуже, чем Грязнов в прошлый раз. Этот легкомысленный, почти женский пистолет удовлетворял Турецкого гораздо больше, чем громогласные «пушки» вроде «ТТ» или «стечкина», оставляющие в голове зияющие дыры. «Марголин» работал изящно, как маленькая дрель, и хотя не обладал сокрушительной убойной силой, но тем-то был для Турецкого и хорош. Потому что требовал совершенного хладнокровия и стопроцентной точности. Этот пистолет дисциплинирует, считал Турецкий.