Клод Жост - Иллюзии успеха

— А кого из приглашенных недоставало, когда вы пришли?

— Только Красавчика Шарля. Хотя я бы не сказала, что сразу так уж удивилась его отсутствию…

Логично было бы вернуться в «Золотой рог», но ему показалось смешным отправляться спать за час до полуночи в гостиничный номер, пусть и комфортабельный, но от этого не менее безликий.

Он придумал себе предлог: надо бы найти открытый в эту пору табачный магазин, — сел за руль и потихоньку двинулся в направлении бульвара Репюблик.

Провинция укладывается рано. Естественно, они ведь и встают с петухами… Ярко освещенные витрины только усиливали ощущение пустынности улиц.

Когда Тьебо уже приготовился повернуть налево, чтобы по бульвару Карно подняться к вокзалу, он заметил пришвартовавшийся у «Ледника» микроавтобус киногруппы.

Уступая любопытству, да в общем и не имея ничего лучшего на примете, он поставил машину справа от дороги и с трубкой в зубах направился к ресторанчику, где подавали только напитки и легкую закуску.

«Ледник» был забавен смешением стилей. Ресторанная часть, находившаяся в глубине, казалась вполне современной. Зато все, что было перед ней, дышало какой-то милой старомодностью.

Днем здесь, должно быть, коротали время пенсионеры и бездельники. Наверное, забегали между двумя покупками клиенты ближайшего магазина…

В глубине слева, как раз в самом начале «ресторана», сидел за столиком Ламблен со своими ассистентами и главным оператором. Режиссер заметил Тьебо. Комиссар раскланялся и занял столик неподалеку.

Здесь тоже было пустынно, и ресторанчик выглядел печальным. Подошел официант — любезный и ничуть не удивленный пустотой, к которой, вероятно, привык.

Смешивать комиссару не хотелось. Он заказал порцию виски и, вытащив кисет, принялся набивать трубку. Почувствовав, что за ним наблюдают, обернулся и встретился глазами с Ламбленом.

Повинуясь импульсу, Тьебо жестом пригласил режиссера за свой столик. Тот, вроде бы, поколебался, но, обменявшись несколькими словами со своей компанией, подошел.

— Что вы пьете? — поинтересовался комиссар.

— Нагружаюсь виски, — ответил Ламблен, усаживаясь напротив.

— Тогда — два, — попросил Тьебо официанта.

Ламблен подождал, пока их обслужили и, когда официант удалился, воскликнул:

— Нет, ну, как можно жить в такой дыре? Вы видели этот город? Кладбище, да и только! Хотя, положим, и кладбища я видел в Провансе получше!

У него слишком блестели глаза, и взгляд был какой-то напряженный. Похоже, начал «нагружаться» довольно давно…

— Бывают дни, когда я спрашиваю себя, как можно жить в Париже…

Ламблен осклабился.

— Бросьте, комиссар! Есть признаки, которые не обманывают, вернее, которые разоблачают. Знаете, каковы излюбленные блюда местной кухни? Сливы в арманьяке и говядина в жире!

— Вам они не по вкусу?

— Да при чем тут вкус? Вы только вслушайтесь: сливы в арманьяке! Говядина в жире! Что сливы, что мясо, — они же спят, они дрыхнут в спирте или в сале! И здесь все так. Очень просто — они все дрыхнут в ватном коконе, в пуховой перине! Люди живут внутри перины! — Он обвел рукой так называемый «зал», по-прежнему пустой. — Ну, поглядите на это! Разве не диво? Все, все дрыхнут, это я вам говорю! — Режиссер вобрал в себя одним глотком полстакана виски и заговорил громче: — Эта обывательская старая Франция! Надо быть мазохистом, чтобы решиться заглянуть ей прямо в глаза! Какое там «решиться» — заставить себя!

— А, может, это приятнее — жить под защитой кокона, чем между высоковольтными проводами, когда ты можешь в любой момент обратиться в пепел на месте или… — Тьебо поймал взгляд Ламблена, прежде чем закончить, — или, скажем, однажды вечером в Нейи отдать концы в собственной машине…

Ламблен раскатисто захохотал.

— Ура, начинается! То-то я подумал: давненько ничего не слыхать про Красавчика Шарля! Положительно, я скоро поверю, будто вы им и впрямь одержимы. — Покачав головой, он вдруг переменил тон. — Бросить работу, разогнать друзей и знакомых, допиться до чертиков, представить себя красавцем, когда ты урод, и умницей, когда болван, поставить для себя свое собственное кинишко… С вами такого не бывало?

— Бывало несколько раз. Когда одно дело уже заканчивалось, а другое еще не начиналось.

— И никогда во время работы?

Тьебо наблюдал за режиссером, полузакрыв глаза и попыхивая трубкой.

— Криминология — неотвязная страсть, которая оставляет очень мало времени. Вам ли этого не понять? Задумать фильм, приготовить себя к нему, прокрутить его мысленно до начала съемок, прожить все роли, испытать радости, горести, желания каждого из персонажей… Это ведь многие дни и ночи, это граничит с наваждением, так?