Евгения Горская - Мой дом – чужая крепость

– Я купила тебе тапочки, – Вера Ивановна протянула ей домашние туфли явно не из самых дешевых.

– Спасибо, – это тронуло Тоню почти до слез. Тетя ждала ее – в общем-то, совсем незнакомую, взрослую и чужую женщину. Очень ждала, раз купила персональные тапочки. А она, Тоня, лишь поздравила бы ее по телефону с наступающим, если бы не предстоящий разговор.

– Ты завтракала?

– Нет. Но есть я не хочу. Если только чаю.

– Чай готов, проходи.

Тетя накрывала стол, Тоня терпеливо ждала.

– Знаешь, я очень любила брата. – Вера Ивановна наконец села, помешала в чашке сахар, отложила серебряную ложку. – Очень любила и очень ревновала. Наверное, я любую его жену приняла бы в штыки, а Зоя подходила для этого лучше всех. Девушка из другой социальной среды, плохо образованная, невоспитанная… Сначала я ждала, что брак распадется сам по себе, потом, когда Ира всерьез взялась за Сашу, просто с любопытством наблюдала, что из этого получится. И только много позже поняла, что их брак невозможно было разрушить, потому что они любили друг друга.

Вера Ивановна тяжело вздохнула, обвела взглядом кухню. Поднялась, поправила неровно стоявший на плите чайник.

– Я терпеть не могла Зою и мешала ей быть счастливой, ведь она не дура и мое отношение прекрасно чувствовала. И то, что я считала ее не ровней брату, знала. Но это так, это не самый большой мой грех.

Тетя подвинула Тоне вазочку с вареньем, помолчала.

– Когда Ира погибла, Саша был расстроен, как и все мы. Расстроен, но не убит. Я только тогда поняла, что, в общем-то, она ничего для него не значила. Совсем ничего.

Вера Ивановна опять помолчала, не решаясь подойти к самому главному.

– Дня за три до нападения на Иру я видела Георгия в компании с ее убийцами. Георгия я отлично знала, Зоя очень любила племянника, и он часто у нас бывал. Если Зоя кому-то могла пожаловаться на мужа, то только ему. И он очень любил Зою, это было видно. Она ведь его практически вырастила, хотя сама была девчонкой. Георгия ничто не могло связывать с местными алкашами, а он стоял с ними, разговаривал, пил пиво. Ну а когда их арестовали за убийство Иры, я сложила два и два. И получила совсем не то, что было на самом деле. Зоя про Ирину знала, та своего отношения к Саше и не скрывала, наоборот, она вела себя вызывающе, только что напрямую не говорила, что Саша скоро на ней женится. И никому, кроме Зои, ее смерть не была нужна. Только ей.

Теперь тетя замолчала надолго, но Тоня заговорить не решалась, и чай пить не решалась, и даже не осмеливалась смотреть на Веру Ивановну.

– О том, что видела Георгия с убийцами, я сказала Саше, когда девочки, Таня и Лена, разъехались. Просто сообщила, что видела его незадолго до убийства с этими типами. Никаких своих выводов. Только весь ужас заключается в том, что Саша повторил мою ошибку. Он тоже в мыслях счел твою бабушку убийцей. Может быть, не был в этом абсолютно уверен, но допускал. До разговора со мной он постоянно ездил к Зое на дачу, а потом ни разу. Его убила не смерть Иры, его убила мысль, что жена убийца.

– Она этого не делала.

– Знаю. А Саша так и умер, не узнав, что Зоя этого не делала. Когда один из этих двоих вышел на свободу, я его разыскала. Заплатила кругленькую сумму, чтобы узнать правду. Это было обычное ограбление, они не собиралась кого-то убивать. А Георгий просто пил с ними пиво. Вот так. Сначала я не могла видеть Зою, потому что ненавидела ее. А потом не могла ее видеть, потому что ненавидела себя. Будешь ко мне приезжать? – тетя подняла на Тоню печальные глаза.

– Да, – сказала Тоня. – Я не бог и не судья, я ваша племянница.

– Внучатая, – поправила Вера Ивановна.

– Внучатая, – послушно повторила Тоня. – Мама тоже очень хочет вас видеть.

Она еще долго сидела со старой теткой, упорно отгоняя мысль, что ее, Тонина, смерть выгодна одной только Даше. У Даши есть приятель программист, который вполне мог достать редкую отраву для собственных инженерных нужд. И еще сестра соврала, что не отлучалась из дома, когда в Тоню стреляли на кладбище.

Вчера он явно выпил лишнего. Если бы не призрачная надежда, что все страшное для него все же может закончиться до Нового года и ему опять стоит побеспокоиться об алиби, он остался бы дома. В институт Колосов приплелся к одиннадцати с тяжелой даже после двух таблеток аспирина головой и твердым намерением разобрать бумаги.

Институт был практически пуст, столовая не работала, буфет тоже. Колосов сварил кофе и принялся разгребать заваленный стол, удивляясь собственному усердию. Через некоторое время почувствовал, что от пустого кофе его мутит больше, чем с похмелья, и мужественно терпел – выходить за едой на улицу из пустого здания, а потом опять возвращаться в практически нерабочий день – только привлекать внимание охраны.