Анна Шахова - Ванильный запах смерти

– Даша, все-таки надо лечь хоть на полчасика, детка, – сказал он под утро, когда на востоке над линией горизонта высветилась багряная полоса.

– Спасибо, Феликс Николаевич. Я очень вам благодарна за сочувствие и молчание. Подите, лягте. Что ж я вас мучаю? Завтрак мы отменить не можем ни при каких обстоятельствах. Так ведь?

– И обед, и ужин. И я очень надеюсь, что они будут праздничными, в честь возвращения Василия.

Орлик схватила руку Самохина и прижалась к ней лбом.

Повар погладил Дарью по голове, думая о своей дочке Томочке, такой же гибкой, сильной и гордой.

Жозефина чахла над молитвословом, ежась по временам от заливистого храпа Нины. Выронив книжицу из ослабевших, расслабленных рук, она вдруг осторожно поднялась и начала бесшумно складывать в сумку свои вещи. «Бежать! Бежать во что бы то ни стало!» – решила Непопова. Вспомнив под конец сборов о зубной щетке и глазных каплях, зашла в ванную, а выйти… не смогла: на пороге стояла, уперев руки в бока, взлохмаченная свирепая Нина.

– Крыса Жозька решила сбежать с тонущего корабля! Дурой была, дурр-рой и помрешь! Как есть.

Она пропустила скорбно-обреченную подругу в комнату и, усевшись на стул, пояснила:

– До Москвы не доедешь – с поезда снимут, как главную подозреваемую. Чего рот открыла? У кого молоток нашли? В тумбочке у Непоповой. Кто сбежал? Она.

– Да как же я могла? Меня тут не было, мы ведь… – залепетала Жози, валясь на кровать.

– Сидим тихо и выжидаем, чем дело кончится. Ясно?

Непопова замотала головой и закрыла лицо руками.

– Как надо! – удовлетворенно изрекла Столбова и, влив в себя пол-литровую бутылку минералки, завалилась спать. Через три минуты послышалось ее мерное похрапывание.

Ида просыпалась каждые полчаса. То комары, то жар от одеяла, то тени страшные в окно, то мысли. Вся жизнь ей представлялась чередой несчастий и обид. Мать-алкоголичка, отец-мерзавец, бабка-садистка, да и дядька – тот еще гусь, лживый и расчетливый. Приютил, благодетель!

Пашет она за троих, света белого не видит, так еще слова лишнего не скажи. Мрак, да и только.

Вот с Сашкой, когда трезвый, – хорошо. Но ведь это лишь деньки, жалкие мгновения, за которыми наваливаются недели мучительного забытья и боли. Проклятое зелье! Гори оно в аду вместе с теми, кто его варганит и продает. А теперь еще и эта беда – убийства.

Ида хотела верить Сашке и не могла. Наркоши лишь кажутся безумными, но они хитры, ох как хитры бывают и жестоки! Дядька говорит, что и шизики, когда надо, наврут с три короба, не подкопаешься. Запрут Сашку в дурдоме тюремном, сколько он ни отпирайся, сколько ни беги – все одно запрут. А ей передачи таскай пятнадцать лет?

«Это сколько ж мне тогда будет? – Щипкова уставилась в светлое пятно на потолке от садового фонаря и зашептала: – Тридцать один да десять – сорок один, да пять… о-ой, мамочки, как бабке, когда я к ней попала, – сорок шесть!» Ида зажмурилась, представив, как сутулая, раскрывающая рот лишь затем, чтобы побольнее уесть, бабка замахивается на внучку.

«Нет, лучше в речку одним махом. И вся недолга. И ладно… Чертова жизнь…» По щекам горничной потекли беззвучные едкие слезы.

Впрочем, не спалось в эту ночь не только обитателям «Ивы». Елена ждала квартиранта до полуночи, потом, надев кофту и ботики, вышла на улицу. Джип Даниила подмаргивал глазком сигнализации из-за лобового стекла, будто утешал: да ладно, погуляет, да вернется, никуда не денется.

«Уж лучше бы уехал подобру-поздорову. Что теперь делать, куда бежать?» – в растерянности думала женщина, медленно идя по улочке, то и дело оглядываясь. Тишина стояла мертвая, даже псы не взбрёхивали. Потоптавшись на развилке двух дорог: одна – к отелю, другая – к станции, Елена, отмахиваясь от комаров, повернула назад. «Что попусту кровопийцев кормить? Ясно, что мужик машину бы не бросил, да и вещи, ох какие добротные, – это уж она осмелилась, взглянула одним глазком в его сумку, – вряд ли оставил бы в подарок бабе случайной».

Сердце Елены болезненно защемило. «Значит, беда. А-ах!!» – Вдруг она схватилась за подбородок от пронзившей её догадки.

«Отель! Он говорил про “Иву”. Только не отдыхать он приехал туда, а разнюхивать что-то! Какая же я дура доверчивая! Это же бандит, ну, может, не бандит в прямом смысле слова (очень уж приятный мужик, эх…), но точно причастный к криминалу с какого-то боку». И Елена твердо решила с рассветом идти в полицию.

Но дома, задумчиво расчесывая волосы и заплетая их в рыхлую косу на ночь, она решение свое изменила.