Зря я расспрашивала. Любовные царапины на сердце лучше прижигать навсегда и сразу, чтобы не кровоточили. Их можно даже солью присыпать. Пусть болят. Боль отвлекает.
Но видимо, царапины никого не спрашивают. Вскрываются, подлые, когда им надобно.
…На диване в гостиной целовались Полина и Жора. Они были так увлечены друг другом, что даже не услышали, как захлопнулась за мной входная дверь.
За влюбленными наблюдала не я одна — с лестничных перил свесилась лысая голова с крошечной царапиной на макушке, печальный парикмахер тоже стал свидетелем нового романа.
Я затормозила у входа в гостиную. Получился своеобразный треугольник: у подножия его застыли я и Гоша, на вершине блаженствовали два голубя. И пока я решила, кого мне побеспокоить своим появлением, — прокрасться вдоль стены и застукать за подглядыванием Стелькина или пройти нормально, показывая ему ноги, и распугать голубей, — голуби с громкими вздохами отлепились друг от друга.
Жора выглядел совершенно обалдевшим, Полина выражением лица напоминала своих откормленных кошек. Вся из себя нега и удовольствие.
— Ух ты! — Жорж не сводил ошарашенного взгляда с Карауловой.
Аркадьевна томно потянулась и заметила, слава богу, меня у прихожей, а не Стелькина, свисающего с лестницы.
— А-а-а, это ты, Сонечка.
— Я. Вам другого места не нашлось?
Полина ничего не ответила и облизала опухшие губки.
Жора чуть слюной не захлебнулся. И покачал головой, показывая, какое впечатление на него произвели Полинины навыки.
Я пожелала им спокойной ночи и пошла к себе.
Стелькин испарился из зоны видимости. И осмотра. Только длинные вздохи неслись из его спальни.
Веселенький уик-энд намечается в отеле у Туполева, подумала я. Эти голуби ему все карты спутают.
(Позже я вспоминала эти догадки, ругала себя за деликатность и за то, что не пресекла роман на корню, хотя бы на время. Но хвалила за то, что настояла на просьбе взять меня с собой в компанию «отдыхающих».)
Разбирая на ночь постель, я думала о том, что самой мудрой в нашем коллективе оказалась Диана. Придушив в себе нормальное журналистское любопытство, она вовремя удрала из оцепляемого периметра. Все, что будет интересного, ей и так расскажут, а пока надо вовремя унести ноги. Рука у Назара Савельевича тяжелая, под разбор может всем влететь.
Утро принесло много новых и разнообразных впечатлений всем. В зависимости от того, кто и как провел ночь.
Антон ночью бдел и оттого выглядел усталым. Он, казалось бы, бесцельно скользил взглядом по компании, равнодушно пил отличный Гошин кофе, но, я была уверена, все подмечал и был в курсе последних событий.
Два события — Полина и Жора — сидели рядышком, старательно избегали прикосновений, но от этой старательности выглядели абсолютно голыми. Их обнаженные страстью нервы вибрировали, электризовали атмосферу кухни, где проходило утреннее кофепитие, и заражали всех неловкостью.
Как обычно, я чувствовала себя возле влюбленных неудобно. Они — весь мир, мы — туманные призраки в мире реальных вещей. Вещей ценных, единственно важных и неколебимых, как утренняя усталость.
Гоша смущенно теребил салфетку, и я не могла понять, кого он ревнует больше — Жору к Полине или старую подругу к новому увлечению.
Неловкость набирала критическую массу, мне стало казаться, что Полина и Жорж устали изображать «невинные» личики, и, встав из-за стола, я потянула Стелькина в сад:
— Пойдем, крыжовник пособираем…
Полина сфокусировала на мне взгляд вроде бы благодарный и пояснила:
— Самый вкусный возле сарая…
— У меня от него понос, — вставая и опираясь на стол ладонями, навис над ней Стелькин.
— У тебя от клубники, — слепо улыбнулась мадам.
— Теперь от всего, — фыркнул обиженный стилист и гордо удалился травиться крыжовником. Как был, в войлочных тапочках и пижаме с игривыми зверушками.
Я так и не поняла — кого он ревнует?
Не исключено, что всех сразу и меня к Антону.
— Этот… охранник, — бурчал Стелькин, презирая опасность диареи и морщась от кисловатого крыжовника (мы так и не дошли до сарая, а взялись ощипывать первый попавшийся куст у беседки), — действует мне на нервы.
— Ты хочешь побывать в Анталии? — морщась в свою очередь, поинтересовалась я. — Могу устроить.
— Тьфу! Какая гадость! — отплевался он от крыжовника и пустился негодовать: — Нет, ну ты посмотри, как спелись!
— Зря ты, Стелькин, налысо остригся, — не удержалась я, — на мечту бандита все равно не похож…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу