Андрей Дышев - Женат на собственной смерти (сборник)

— А жалеть не будешь?

— Вы зря меня уговариваете, — сказал Ворохтин.

Зубов сплюнул.

— Ну, ладно, — произнес он и посмотрел на сержанта. — Неси изъятые у гражданина Ворохтина материалы и вместе с задержанным отправляйся в лабораторию.

— Ага, — кивнул сержант. — Будет сделано!

Он отложил журнал, поднялся со стула и пошел к серому «УАЗу».

Зубов снова поднял лицо и посмотрел на Ворохтина:

— Спокойная жизнь надоела? Характер показываешь? А ведь мы тебя действительно за решетку упрячем. И не отвертишься.

Ворохтин спокойно смотрел на милиционера:

— Не понимаю, за что вы собираетесь упрятать меня за решетку.

— Не понимаешь? Сейчас поймешь.

Ждать тем не менее пришлось довольно долго. Зубов сначала вел себя подчеркнуто равнодушно, потом стал постукивать пальцами по столу, затем недовольно произнес:

— Он что там, уснул, что ли?

Сержант наконец вылез из «УАЗа», посмотрел в сторону зонтика и произвел какой-то странный жест, будто отряхивал брюки на уровне ширинки.

— Не слышу! — крикнул Зубов.

Сержант махнул рукой, обошел машину и полез в нее через другую дверь.

— Его только за смертью посылать! — снова проворчал Зубов и с каким-то скрытым подозрением взглянул на Ворохтина. Тот, прекрасно зная, что идет ва-банк, тем не менее, вел себя спокойно и даже не смотрел на «УАЗ», в котором сержант искал вещественное доказательство. Ему куда приятнее было пялиться на Киру, которая с полотенцем и зубной щеткой шла к озеру. Это были редкие, можно даже сказать, уникальные мгновения, когда девушка предстала перед базой в тренировочных брюках и короткой футболке на тонких бретельках.

«А она, оказывается, довольно симпатичная без своей дурацкой штормовки и платка!» — подумал Ворохтин.

Кира увидела его, улыбнулась и приветливо помахала полотенцем. Ворохтин тоже помахал ей. «Сейчас сержант принесет косметичку с героином, и больше я ее никогда не увижу», — без особого драматизма подумал он, не исключая и такое развитие событий.

Когда прошли все мыслимые и немыслимые сроки, и Ворохтин уже устал стоять, и Кира уже умылась и снова залезла в свою палатку, а Зубов смотрел на «УАЗ» уже с нескрываемой ненавистью, ударяя кулаком по столу, к зонтику наконец приплелся сержант.

Ворохтин смотрел на него и чувствовал, как спадает напряжение. В руках у сержанта ничего не было.

— Ну? — рявкнул на него Зубов.

Сержант, не исключая серьезной взбучки, на всякий случай остановился шагах в трех от своего начальника и развел руками:

— Хрен ее знает, где она!

Зубов опять кинул на Ворохтина пытливый взгляд. Тот взгляд выдержал, но вот с нахлынувшей улыбкой справиться не смог. Старший лейтенант побледнел и перевел взгляд на сержанта.

— А где она, по-твоему, может быть? — процедил он.

— Не знаю! Она под задним сиденьем лежала!

Зубов снова перевел взгляд на Ворохтина:

— Чего улыбаешься? Ну, чего ты улыбаешься? Твоя работа?

— Нет, — покрутил головой Ворохтин.

— Ты машину вчера на ключ закрывал? — едва сдерживаясь, спросил Зубов у сержанта.

— Машину? — переспросил сержант и часто заморгал.

Зубов в очередной раз повернул голову и посмотрел на Ворохтина. Должно быть, у милиционера уже шея заболела, потому как он принялся массировать ее и при этом сильно морщился.

— Свободен! — сказал он и уточнил: — Пока свободен! И не надо радоваться. Сияешь, как новая копеечка.

— А почему мне не радоваться? — возразил Ворохтин. — Вы же прекрасно знаете, что к этому порошку я не имел никакого отношения. Теперь все потихоньку встанет на свои места.

— Ты так думаешь? — усмехнулся Зубов.

— Да, — подтвердил Ворохтин и посмотрел на полукруглые, словно буйки, острова. — Скоро содержимое сумочки к вам вернется. Только уже в качестве орудия убийства.

Обычай стучаться в дверь при входе в чужое жилище рождает серьезные проблемы, когда надо войти в палатку. Ворохтин минуту топтался рядом с палаткой Киры, то покашливая, то щелкая пальцами, то аплодируя. Наконец он задал простой и прямолинейный вопрос:

— Кира! Ты там жива?

— Да, — отозвалась изнутри девушка. — Только ко мне нельзя. Я сейчас!

Он слышал, как шуршит одежда, потом вжикнула «молния», и Кира вышла из палатки. Она опять была в своей вечной штормовке, застегнутой под самое горло. Ворохтин взял девушку под руку и повел к берегу.

— Мне посчастливилось увидеть тебя сегодня без штормовки. Должен признаться, тебе очень идет быть не в ней.