Андрей Дышев: Женат на собственной смерти (сборник)

— Что?! — завопил Чекота и даже подпрыгнул от негодования. — Да я тебя сейчас… я тебе такой кодекс устрою!

Он даже замахнулся пистолетом, намереваясь врезать рукояткой Ботаника по темечку, но Ворохтин остановил его:

— Не надо! Пойдем отсюда!

— Гады, — проворчал Чекота, поднимая камеру с травы. — Такой аппарат из-за вас угробил!

— А ты будешь отвечать за нанесение мне физического ущерба! — с истерикой в голосе крикнул Ботаник.

— Заткнись, — тихо попросила его Кира. Она вынула из кармана штормовки сигарету и прикурила от уголька.

Чекота помог Ворохтину забраться в моторку. Спасателя сильно знобило, кружилась голова, и он едва держался на ногах.

— Хотел же взять с собой промедол, — произнес он и вздохнул. — Надеялся, что не понадобится.

Оператор завел мотор. По гладкой воде медленно потянулся караван: моторка и две весельные лодки, привязанные к ее корме.

— Ты же врач! — укорил Ворохтина Чекота. — Пошел на такое дело! И меня еще подбил на эту авантюру. А нужного лекарства не взял. Хорошо, что все благополучно закончилось… Смотри! Они выбежали на берег…

Он убавил газ и развернул моторку так, чтобы Ворохтин тоже видел берег.

— Может, зря мы оставили им этот шанс? — вслух подумал Чекота.

Ворохтин, забыв о ране, пожал плечами и тотчас поморщился от боли.

— Пусть они закончат свою игру по своим правилам, — сказал он.

— А если все же доплывут до берега?

— Вода плюс пять, Витя, — ответил Ворохтин. — Может, минут пятнадцать и продержатся.

Каким-то чудом сквозь туман пробилась луна. Ворохтин и оператор молча смотрели на берег третьего острова. Две темные фигуры, взявшись за руки, зашли в воду.

— Ты гляди! Плывут! — настороженно произнес оператор.

На серебристой лунной дорожке были отчетливо видны две головы.

— С продюсером говорил? — спросил Ворохтин.

— Да! — кивнул оператор, продолжая наблюдать за пловцами. — Я как рассказал ему про нашу с тобой задумку, он чуть из телефонной трубки ко мне не вылез. Все, что отснимешь на острове, говорит, немедленно передай мне, и этим эпизодом, дескать, мы и завершим «Робинзонаду». Зрители будут в отпаде!

— Поехали, — сказал Ворохтин. — Я не могу на это смотреть.

— А вдруг доплывут? — тянул время Чекота.

Прошло минут пять, и головы пловцов скрылись под водой почти одновременно. Лунная дорожка опустела.

— М-да, — произнес оператор. — Печальный конец.

Он прибавил газу, и караван из лодок снова потянулся к далекому берегу.

Тут вдруг в кармане Ворохтина проснулся и тонко запел мобильный телефон. Чекота с удивлением вскинул голову.

— Кто это тебя в полночь?

— Может, продюсер, — равнодушно ответил Ворохтин. Пальцы не слушались, и он доставал трубку слишком долго. Но человек, который звонил, проявлял настойчивость, и телефон продолжал пищать.

— Алло! Это я! — услышал Ворохтин взволнованный голос жены. — Ты извини, что я так поздно. Я опять из Ниццы звоню. Я тебя не разбудила?

— Нет, — ответил Ворохтин. — Я еще не ложился.

— А я уснула, и мне приснился страшный сон, будто ты в окровавленной рубашке… С тобой все в порядке?

— Да вроде ничего…

— А я подумала, что случилось что-то…

— Нет, ничего особенного…

— Ты с женщиной, да? Прости, я не хотела тебя потревожить!

— Ничего страшного.

— А я думаю о тебе… И вообще, я очень часто думаю о тебе… А ты думаешь обо мне?..

Эля тихо всхлипывала.

Ворохтин молчал и смотрел туда, где в кромешной тьме светились огни базы. Оттуда навстречу каравану неслась моторная лодка. Полагая, что сигнальной ракетой Ботаник заявил о своем выходе, пьяная телевизионная команда помчались поздравлять Лагутина. Кто-то, пока невидимый, стоял на носу и держал в руке победный факел, который горел белым искрящимся огнем. В черное небо со свистом и воем взлетали петарды. Из динамика неслась музыка…

Шоу продолжалось.

Suspense— неизвестность, тревога ожидания ( англ. ).