— Кто это может подтвердить, кроме той неизвестной личности, перед существованием которой мы пока поставим вопросительный знак?
— Не знаю. Не будете же вы с секундомером высчитывать дорогу отсюда до Пашиной дачи? О том, во сколько мы приехали, могут сказать и свекровь, и соседка.
— Все произошло в пределах двадцати минут. А показания у нас есть только одного человека — покойника, как это ни парадоксально. Придется с вашим мужем поговорить. Скажите, он мог достать цианистый калий? Ведь Клишин и потом мог выпить из стакана, в который перед уходом незаметно бросили яд?
— Мой муж не имеет понятия о том, чем можно отравить человека.
— Ну, это вы так думаете.
— Цианистый калий для него — слово из крутых боевиков. О том, что такой препарат не вымысел, как все приключения его любимых героев, Никита вряд ли подозревает. Что такое кухонный нож, например, или топорик для рубки мяса в условиях собственного дома, он знает прекрасно. Если бы эти орудия были причиной смерти, я не стала бы так уверенно утверждать, что муж ни при чем.
— Хорошо, Любовь Николаевна. Все-таки мы должны побеседовать с вашим мужем.
— Ради бога. Можно я оставлю себе это? — Она кивнула на лежащую в прозрачной папке «Смерть…». — У вас ведь есть дискета?
— Конечно. Но вы же сказали, что не любите творчество Клишина?
— Это лучшая его вещь. Пожалуй, ему все-таки удалось оставить что-то значимое, оригинальное, не похожее на все остальное. Я плохой критик, но мне понравилось. Покажу в издательстве, может…
— Не надо, — вмешался Леонидов. — Там есть вещи, публикации которых для себя лично я бы не хотел.
— Где? Я не нашла.
— В начале книги.
— А вы не думаете, что текста рукописи нет у кого-нибудь еще?
— А где она может быть целиком?
— Не знаю. Ищите.
— Теперь придется. Дорого бы я дал, чтобы дочитать до конца роман. Ну что, Игорь, пойдем беседовать с Никитой Викторовичем?
Они поднялись и вышли из беседки. Между деревьями Леонидов заметил натянутый гамак, там кто-то лежал. Они с Михиным проходили мимо, Алексей взглянул в тень лениво шевелящих листвой деревьев и толкнул Игоря в бок:
— Помнишь, с утра я заикался насчет того, что начну ото всей этой ерунды верить в переселение душ?
— И что?
— Теперь верю. — Он кивнул в сторону гамака.
Услышав чужие голоса, оттуда резко выскочил
парень лет четырнадцати, стройный, синеглазый, светловолосый и загорелый. Вот его лицо как раз светилось, потому что кожа была золотистой, яркие глаза притягивали взгляд так, что хотелось вставить это чудо в рамку и носить с собой, чтобы время от времени любоваться им. Леонидов спросил:
— Павел?
— Ну. — Парень захлопнул книгу и хотел пройти.
— Слушай, Паша, а ты стихи пишешь?
— А это никого не касается. — Он резко дернул плечом и быстрым шагом прошел впереди их. Леонидов усмехнулся:
— Понял теперь, кто послал тебе эти страницы?
— Да ну?
— Вот так. Только чем Клишин зацепил сынка? Про его любовь с матерью красиво написано не для Любови Николаевны. Для сына написано, точно.
— Думаешь, они общались?
— Конечно. Я теперь многое в этой истории начинаю понимать. Сейчас поговорим с Никитой Викторовичем, тогда все станет совсем ясно.
Никита Викторович места себе не находил, пока Леонидов с Михиным разговаривали с его женой. Вообще Солдатов производил впечатление стопроцентного флегматика, без всяких там меланхолических и холерических отклонений, поэтому, если он нервничал, значит, его очень сильно все происходящее задело. Увидев, как сначала пронесся мимо него в дом сын, а потом появились люди, беседовали с его женой, он дернулся и пошел им навстречу:
— Послушайте, э…
— Алексей Алексеевич и Игорь Павлович, смотря к кому вы обращаетесь, — помог ему Леонидов.
— Ну да. Вы не трогайте пацана, мужики. Пацан учится, книжки читает, и пусть себе. Экзамены у него в этой самой спецшколе, не трогайте, мужики.
— Мы не разговаривали с Павлом, а с вами вот хотелось бы.
— Ну, со мной. А что со мной говорить? Жена у меня умная, а я так, при ней. Любку спросите, если что, она и разъяснит. А я что — шофер я. Хороший шофер, конечно, начальство меня ценит, в зарплате не прижимает, дело свое я знаю, а всякие там эти интеллигентные штучки — это лучше к жене моей.
— Любовь Николаевна нам уже все и разъяснила. Несколько вопросов можно в дополнение?
— Вопросов? Да насчет чего? Насчет этого ее хмыря, что ли, которого грохнули?
— Да. О том, как вы относились к писателю Павлу Клишину.
Читать дальше