Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

Вероника извлекла из кучи толстую потрепанную тетрадь. У меня мелькнуло легкое подозрение, что это ее юношеский дневник. Что ж, ради того, чтобы вызвать ее на откровенность, я готова была сделать что угодно. Даже прочитать ее записи о том, в котором часу она проснулась седьмого февраля тысяча девятьсот семидесятого года и сколько яиц съела на завтрак шестнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто второго...

Обреченно вздохнув, я протянула руку, но Вероника отрицательно помотала головой.

— Что это? — спросила я.

— Стихи...

Итак, это был не дневник. А еще хуже. Помню, в пионерском лагере мы с девчонками вели такие тетрадочки, куда записывали стишки и тексты популярных песен. Назывались эти тетрадочки просто — «песенники». Недавно я перебирала по настоянию Пети свой шкаф и нашла там старый песенник. Полистала, посмеялась, да и выкинула его в мусорное ведро. Даже моим будущим детям он не будет интересен.

Прежде чем ознакомить меня со своим творчеством, Вероника решила прочитать небольшую вводную лекцию.

— Мир большой литературы, — сказала она неприятным голосом школьной учительницы, — не пускает в себя кого попало.

Я обиделась. Это я-то «кто попало»?

Вероника подсластила пилюлю:

— Но тот, кто стремится в него попасть, уже достоин восхищения. Я верю, что ты, моя юная подруга, войдешь в этот чудесный мир с открытым сердцем и открытыми глазами...

И далее в том же духе. Я перестала слушать, вернувшись к мысли о том, как же мне ее расколоть. Было ясно, что я наконец нашла свидетеля. Я даже допускала, что она знала убийцу. Но мне, как всегда, везло только наполовину. Единственный мой стоящий свидетель оказался с приветом. Пожалуй, мне следует посоветоваться с Петей. Хорошо бы он согласился прийти сюда и поговорить с Вероникой...

— Поэтому! — Она повысила голос. Теперь он звучал патетически, как у ведущей на концерте классической музыки. — Поэтому! Я доверяю тебе! Книгу моих стихов!

Тут она вручила мне тетрадку и тактично отошла к окошку, позволяя насладиться искусством как бы в одиночестве.

Я открыла первую страницу.

Так я вошла в мир большой литературы. Особенно мне понравилось «полузакрытое окно». Емко сказано, выпукло. Я с уважением посмотрела на Веронику, не в силах уразуметь, кто и зачем ее выпустил из сумасшедшего дома.

Тетрадь, как и мой старый песенник, была наполнена стихами. Конечно, я не стала читать все. Но кое-что... Сплошные «грезы», «любовь» и «святые реки слез». И грамматические ошибки. По две на каждое слово.

И тут я вздрогнула. Мурашки побежали по моим рукам. Надпись красным карандашом гласила: «Моему любимому Мишеньке от Вероники Жемалдиновой в день его рождения». А потом — «Я к вам пишу, чего же боле...» И так на трех страницах, полностью, без купюр переписанное «Письмо Татьяны». Неужели она настолько свихнулась, что ей кажется, будто это она сама сочинила? Ладно, не в этом дело. Главное — теперь совершенно определенно установлено, что она знала Мишу, и знала неплохо.

Я набралась мужества, опустила тетрадь и произнесла:

— Скажи мне, Вера. Как подруге. Тебе известно, кто убил Мишу?

Нет, она не впала в прострацию и не устроила истерику. Она сцепила пальцы и быстро, почти невнятно заговорила:

— Ты моя подруга. Я скажу тебе. Только тебе. Я обязана признаться... Змея! Змея обвилась вокруг Мишенькиной шеи и задушила его!

Так. Приехали. Значит, нашей Мадам звонила все-таки Вероника. Хоть какой-то шаг вперед...

— Вера, у змеи есть имя?

Она посмотрела на меня с недоумением.

— У этой змеи, которая задушила Мишеньку, есть имя? Как ее зовут? Вот меня, к примеру, зовут Тоня, а тебя — Вероника. А как зовут змею?

— О-о-о-о... Я должна посоветоваться... Я не могу посвятить тебя в эту страшную тайну...

— С кем ты будешь советоваться?

— С Аллахом.

— Ну, советуйся скорее.

— Сейчас не могу. Аллах не любит, когда с ним советуются в присутствии посторонних.

— Я уйду на кухню, — предложила я.

— Нет. Домой иди. А завтра позвонишь мне, и я скажу тебе имя змеи, если позволит Аллах.

— Ну уж дудки. Если я твоя подруга — говори мне всю правду сейчас. Так положено.

— Так положено... Так положено... Да, я назову тебе имя... Ты моя подруга, и я обязана открыть тебе всю правду! Сейчас назову имя, слушай... Нет, не назову. Ни за что не назову. Хоть режь меня, ни слова больше не услышишь. Ага! Так-то вот! О, прости меня, моя юная подруга... Прости... Я назову тебе имя, я открою всю правду без утайки. Вот прямо сейчас возьму и открою... Нет, не открою... Не открою...