Эндрю Тейлор - Анатомия призраков

— Какая другая? — озадаченно спросил Холдсворт.

— Супруга его чести, сэр.

— Жена директора, миссис Карбери?

Том кивнул.

— Но это не она бродила на этот раз. А та, хорошенькая.

— Выходит, ты знал ее в лицо?

Золотарь беззубо усмехнулся.

— Такую не забудешь, сэр, стоит хоть раз ее увидеть. Она часто навещала ту, другую. Я узнал ее, сразу как мы вытащили тело на берег. Лицо совершенно безумное, как будто она увидела призрака. Говорят, в Иерусалиме много привидений, и они ходят по ночам, как то, другое привидение…

— Вздор. Привидения существуют лишь в воображении глупцов и детей. Однако я не стану с тобой спорить, — Холдсворт подавил нарастающую ярость, сознавая ее абсурдность, обескураженный самим ее существованием. Что-то в его сознании на мгновение поднялось на поверхность и исчезло. Он попытался ухватить мелькнувшую мысль, но не успел. — Вернись к тому моменту, когда ты упал в воду и обнаружил, что перед тобой тело. Оно плавало лицом вверх?

— Не знаю, сэр.

— Что ты сделал?

Том закрыл глаза.

— Было холодно, сэр, смертельно холодно. Я заорал, и завопил, и решил, что тону. Но потом встал ногами на дно, а ил и водоросли цеплялись за меня, как будто хотели утянуть вниз.

— Прекрати молоть чушь. Даже если там были ил и водоросли, они не хотели утянуть тебя вниз. У них в любом случае нет чувств.

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Я пытался вылезти на берег, когда прибежал мистер Мепал и вытащил меня из воды, — на лице мужчины появилось горделивое выражение. — И я упал в обморок от ужаса, сэр.

— Чертов глупец, — произнес Холдсворт.

— Да, сэр, но я тут же очнулся. Затем пришел мистер Ричардсон, и мы вытащили бедную леди из воды и положили на берег. Тогда я и увидел, кто это. Мистер Ричардсон велел мистеру Мепалу сходить за людьми и принести дверь, чтобы положить на нее тело, — мужчина умолк, опасливо поглядывая на Холдсворта. — Ее лицо было таким странным… Как будто она до смерти испугалась. Богом клянусь.

— Как, по-твоему, это случилось?

— Я подумал, что леди осталась у миссис Карбери, как порой делала. Вышла подышать и, быть может, споткнулась. Упала и ударилась головой, сэр, вот именно, и полетела в воду.

— Ударилась головой? С чего ты взял?

— Из-за раны, ваша честь.

Холдсворт уставился на него. Том Говнарь простодушно вернул взгляд. На мгновение повисла тишина.

— Раны? — небрежно переспросил Холдсворт. — И что же это была за рана?

— На голове, сэр.

Холдсворт поежился, несмотря на теплый вечер.

— Свежая рана?

— Да, сэр. Мы ждали дверь, чтобы положить на нее тело, и мистер Ричардсон решил проверить, может, в леди еще теплится жизнь. А я сидел на берегу рядом с ним. Он тоже видел рану.

— Но ты сказал, что дело было перед рассветом, — возразил Холдсворт. — Как тебе удалось все это заметить?

— Светлело с каждой минутой, — ответил Том с ноткой упрека. — Я видел рану так же ясно, как вижу вас.

— Синяк или рана? Кожа была разорвана?

— Наверное, и то, и другое, ваша честь. Кожа была разорвана, это точно.

— Рана кровоточила?

— Нет, сэр. Кровь, наверное, смыло.

Холдсворт смотрел на него и с тошнотворной ясностью видел маленькую гостиную на Банксайд, где Мария часто молилась и куда принесли ее сочащееся влагой тело. Никто не проронил ни слова насчет разбитого окна, выходящего на реку, сломанного стула или пятен крови на полу. Кто-то закрыл Марии глаза, и Джон был рад этому. Даже мертвые глаза способны обвинять. Ее голова была ободрана сбоку. Рана на левом виске, наполовину прикрытая прядями мокрых волос.

Цвета тернослива. Размером с пенни.

Джон молился о том, чтобы рану ей нанесла река. Ведь если это случилось не тогда, когда она упала в воду или сразу после; значит, это случилось раньше: когда он ударил ее, когда швырнул через комнату.

— В любом случае, это ничего не значит, — произнес Том. — Мистер Ричардсон сказал, что это неважно, было темно, и бедная леди упала в воду и утонула.

— Какого размера она была? — спросил Холдсворт.

— Кто, сэр?

— Рана на ее голове, черт тебя побери, — Холдсворт схватил Тома за лацкан пальто. — Ради Христа, скажи мне, какого размера?

Том поднял дрожащую руку. Соединил большой и указательный палец в кружок.

Размером с пенни.

Закончив с Томом Говнарем, Холдсворт дал коричневому человечку еще один шиллинг ее светлости и зашагал к рынку. Он не знал, чем заняться. Пить ему не хотелось, потому что голова и без того болела. Сидеть в профессорской комнате Иерусалима — тем более. Но больше всего он не желал думать о ранке размером с пенни на женском виске.