Эндрю Тейлор - Анатомия призраков

— Система доктора Джермина подразумевает, что он очень внимательно наблюдает за любыми контактами его пациентов с внешним миром. Я хотел бы поговорить с мистером Фрэнком наедине, если врач мне позволит. Поначалу он казался совершенно безмятежным. Затем врач сказал, что я явился по поручению ее светлости и, возможно, смогу забрать его домой через несколько недель, если его здоровье в должной мере улучшится. После этого мистер Фрэнк впал в неистовство, и мне стало незачем оставаться. Я хотел бы посмотреть, что получится, если я поговорю с ним наедине, без врача или смотрителей. К тому же, это необходимо. Он верит, что видел привидение миссис Уичкот. Как я смогу попытаться разубедить его, если мне неизвестен точный характер его бреда? Только он может мне о нем рассказать.

— Разумеется, доктор Джермин в состоянии просветить вас?

— К несчастью, нет. Более того, он выказал полное отсутствие интереса к теме призрака. Видите ли, его не волнуют подобные вопросы. Он придерживается точки зрения, что его пациенты безумны, и потому их видения по определению не стоят разумного осмысления… а являются пустым вздором. Вместо этого он делает упор на лечении, которое, судя по всему, заключается в обучении делать выводы из правильных предпосылок. Он выглядел настоящим философом, когда объяснял это мне.

— Локк, — произнесла Элинор и насладилась вспышкой удивления на лице Холдсворта.

— Вы правы, мадам, — сказал он. — Доктор Джермин постоянно ссылался на него.

Она не ответила.

— Скажите, — продолжил он, — какой была миссис Уичкот?

Элинор встала и достала папку из ящика бюро. Положила на стол у окна и развязала ленточку. Затем повернулась к Холдсворту, который поднялся с места вслед за ней.

— Подойдите, и вы найдете ответ, сэр.

Элинор открыла папку и достала листок бумаги. Холдсворт стоял рядом; она остро ощущала его взгляд и привкус вина в его дыхании. Он посмотрел на листок, эскиз головы и плеч Сильвии Уичкот, небрежный по своей природе, поспешно нацарапанный пером и чернилами. Часы тикали на каминной полке. Дыхание Элинор участилось. Джон морщил лоб. Ей хотелось протянуть руку и разгладить морщинки, подобно хорошей жене.

— Да, — наконец сказал он, отстраняясь. — Да, понятно. Она была очень красивой.

— Дело не только во внешности, сэр, — Элинор охватило внезапное желание все ему объяснить. — Хотя, конечно, она была очень хороша собой. Но что более важно, намного более важно — очарование ее манер, ее речи… нечто неопределенное. Нечто непредсказуемое. Это привлекало людей. Господь всемогущий… это привлекло Филиппа Уичкота, и если ей удалось это, она могла привлечь любого. Одно время он был влюблен в нее по уши. Полагаю, он продолжал ее любить, в своем роде, хотя, боюсь, их брак не был счастливым.

Она захлопнула папку и завязала ленточку неожиданно непослушными пальцами.

— Я сочту за одолжение, если вы расскажете мне больше о ней, — сказал Джон.

— Мы с ней выросли вместе. Мой отец держал школу в Бате, а она была в ней пансионеркой. Мы стали близкими подругами и никогда не переставали ими быть. Когда я вышла замуж за доктора Карбери, она навестила меня в Кембридже и встретила мистера Уичкота. В то время это казалось подарком судьбы… возможностью сохранить нашу дружбу.

— Кто нарисовал тот портрет?

— Я.

— Вы одаренная художница, мадам. Это недавний портрет?

— Ему семь или восемь месяцев.

Элинор подняла глаза. Холдсворт снова смотрел на нее.

Они услышали шаги доктора Карбери. Элинор встала и вернула папку в ящик. Ее муж медленно и осторожно вошел в комнату, словно находился на палубе корабля, которая могла покачнуться в любой момент.

— Вы еще здесь, мистер Холдсворт? Это хорошо… я хотел шепнуть вам словечко. Словечко предостережения. Я надеялся, что это не потребуется, но тщетно. Миссис Карбери сказала, что вчера вы не успели прийти, как мистер Ричардсон заглянул, чтобы свести с вами знакомство. И с тех пор вам от него не избавиться, верно?

— Как вам известно, я видел его вчера вечером, сэр, — ответил Холдсворт. — И навестил сегодня утром, поскольку хотел осмотреть комнаты мистера Олдершоу. Он оказал мне любезность и сопроводил меня.

— Вот именно, — кивнул Карбери. — Оказал любезность, говорите? Оказал любезность себе самому, не сомневайтесь. Мне больно говорить такое об уважаемом члене нашего сообщества, но я нарушу свой долг, если не предостерегу вас. Он расточал при вас улыбки и лесть, да?