Эндрю Тейлор - Анатомия призраков

— Я видел мистера Соресби сегодня утром.

— Что? Он здесь?

— Нет, — ответил Холдсворт. — Он слишком напуган, чтобы вернуться, когда ему грозит подобное обвинение.

— Но где он? Я должна рассказать мужу. Это облегчит его…

— Нет, мадам. Вряд ли это будет мудро.

— Я не понимаю.

— Комната мистера Соресби в колледже находится на самом верху Ярмут-холла.

— Ради бога, какое это имеет значение?

— Такое, что одной февральской ночью он заболел и решил подышать свежим воздухом. Несмотря на холод, распахнул окно.

Элинор промолчала.

— Его комната — единственная в здании, которая выходит на юг, — продолжил он суровой монотонной скороговоркой. — Это мансарда над служебным двором в глубине Директорского дома. Из окна даже виден кусочек сада.

— Но ведь не ночью? — резко спросила она. — Разве только в ясную погоду, когда светит луна, разумеется.

Джон поклонился, признавая ее правоту.

— Соресби не видел ничего интересного, мадам, но слышал достаточно. Он слышал шаги и голоса внизу, в саду.

— Вы сказали, он был нездоров. Возможно, у него была лихорадка. Возможно, он все вообразил.

— Я так не думаю. Как и доктор Карбери, полагаю. В конце концов, по вашему собственному признанию, доктор Карбери уже выговаривал вам за ночные прогулки по саду.

Элинор выпрямила спину и сверкнула глазами.

— Если вы намерены меня в чем-то обвинить, сэр, пожалуйста, не надо ходить вокруг да около.

— Мистер Соресби говорил о ночи смерти миссис Уичкот, — сказал Холдсворт. — Постепенно он осознал возможную значимость того, что слышал. Около двух недель назад он изложил свою историю доктору Карбери, который сказал ему, что он, должно быть, ошибся. И тут же предложил мистеру Соресби Розингтонское членство.

Нечеловеческим усилием воли Элинор поставила чашку на стол, не пролив ни капли.

— Мне вряд ли нужно говорить, что если мистер Соресби утверждает, будто я была на улице в ту ночь, это либо ужасная ошибка, либо чудовищная выдумка.

— Зачем ему лгать?

Она принужденно засмеялась.

— Чтобы добиться преимущества для себя. И ему это прекрасно удалось. Он беден и искал способа улучшить свое положение. Не могу винить его за это. Но могу — за клевету в мой адрес, пусть даже только подразумеваемую. И виню мужа за то, что он поверил ему.

— Мадам, я не верю, что это клевета. Он сказал, что сначала услышал вопль, от которого кровь стыла в жилах, а затем крик страдающей женщины. Казалось, он доносился от садовой двери в Директорский дом.

— И звон цепей, несомненно, и призрачные стоны… Это становится все более нелепым с каждым вашим словом.

Холдсворт отошел от окна и поставил чашку на письменный стол. Та опрокинулась, и чай вылился на кожаную столешницу. Он не обратил на это внимания. Элинор затаила дыхание. Ей пришло в голову, что он напился.

Джон сел так резко, что стул накренился под его весом, и наклонился к ней.

— Я скажу вам, что, по моему мнению, случилось: Сильвия Уичкот пришла сюда той ночью, спасаясь от жестокости мужа. Она открыла своим ключом калитку на Иерусалим-лейн и прошла по мощеной дорожке от заднего двора к садовой двери. Разумеется, та была заперта и закрыта на засов. Но ваша спальня, мадам, расположена прямо над ней. Я думаю, она отчаянно пыталась привлечь ваше внимание… быть может, бросала комки земли и камешки в ваше окно? И, возможно, крик, который слышал Соресби, был криком страха и разочарования, когда миссис Уичкот сочла, что не сумела вас разбудить. Но она ошибалась.

— Похоже, не только мистер Соресби наделен живым воображением.

— Что еще ей оставалось делать? Она так часто у вас ночевала, что знала, где расположены спальни. Кроме того, у кого еще она могла надеяться найти прибежище, как не у вас? Вы были ее подругой.

«Моя подруга».

Эти два слова разъедали разум Элинор, как кислота — металлическую пластину. Она встала, двигаясь так неуклюже, что налетела на стол с чайными принадлежностями.

— Я думала, вы более проницательны, мистер Холдсворт.

Он тоже встал. Но ничего не говорил.

— Я любила ее — и презирала, — выпалила Элинор. — Сильвия была так импульсивна, чувствительна и тщеславна! Красивое лицо или пылкий комплимент могли вскружить ей голову в одно мгновение и разжечь ее аппетит. Вот почему она вышла замуж за мистера Уичкота. И вот почему она набросилась на Фрэнка.

Женщина заплакала; жаркие слезы бесшумно катились по ее щекам.

— Она была такой легкомысленной, вечно в поисках новой забавы. Мне кажется, ей было на всех наплевать, несмотря на все ее обаяние. Но она всегда возвращалась ко мне. С тех самых пор, как мы были детьми. Потому что она знала, что я ее не брошу. Она знала меня, а я знала ее.