Эндрю Тейлор - Анатомия призраков

— Увы, но мне пришлось поучить вашего слугу дисциплине, — продолжил Уичкот. — Этот тип, Малгрейв… черт бы его побрал, в его годы пора быть умнее. Он вел себя чертовски бесстыдно. Вы должны его уволить, честное слово, должны.

Он сделал паузу, но Фрэнк промолчал.

— Ваши друзья с нетерпением ждут новостей. Могу ли я сказать им, что вы полностью выздоровели? Когда вы вернетесь к нам?

Он услышал звуки за спиной и обернулся. Малгрейв хромал по дорожке. Джип остановился рядом с деревьями, сохраняя безопасное расстояние между собой и Уичкотом. На его левой щеке уже горела полоса, и еще одна — на шее, под самой челюстью, словно алая лента.

— Он ударил меня хлыстом, сэр, — крикнул Малгрейв. — Так не годится. Я не его слуга. А еще он должен мне денег.

— Придержи язык, — рявкнул Фрэнк; его чувство благопристойности возмутила дерзость Малгрейва, посмевшего говорить грубо о том, кто выше его.

— Надеюсь, вы тоже его высечете, — сказал Уичкот. — Господь всемогущий, куда катится мир?

Фрэнк снова посмотрел на Филиппа. С внезапной жестокостью он ринулся вперед и обхватил своего старшего товарища за талию. Тот, захваченный врасплох, поначалу не пытался защититься. Олдершоу потащил его вниз по берегу. Уичкот сопротивлялся, и на мгновение ему удалось разорвать захват. Но Фрэнк был моложе, крупнее и сильнее. Он обхватил Филиппа и притиснул его руки к бокам.

— Черт побери, отпустите меня…

Фрэнк тащил его вниз. Земля у воды была мягкой. Сапоги скользили в грязи. Филипп ударил противника лбом в лицо со всей возможной жестокостью. Тот выругался и сменил тактику: оторвал Уичкота от земли.

— Ради Христа…

Олдершоу повернулся, поднимая свою жертву еще выше, и, хорошенько размахнувшись, отшвырнул Уичкота от себя. Мгновение тот висел в воздухе, болтая руками и ногами, затем упал в воду с оглушительным плеском.

— Кря, — улыбнулся Фрэнк. — Кря-кря.

Холдсворт быстро выбежал из Кембриджа, взбираясь по длинному подъему от реки, как будто за ним гнались фурии. Два лица непрестанно сменялись на сцене внутреннего театра его сознания: белое, костлявое и полное страха лицо Тобиаса Соресби и лицо Элинор Карбери, обращенный к нему взор прелестных глаз… столь неожиданных и, несомненно, восхитительных на суровом, худощавом, с густыми бровями лице.

Почему мы считаем, что только мертвые являются нам, задумался он, если у живых это получается не хуже?

Город остался позади. Когда свет начал меркнуть, с запада потянулись облака, и стало заметно прохладнее. Холдсворт замедлил шаг. Он вспомнил, как в первый вечер в Иерусалиме Ричардсон вывел его в сады и заговорил о колледже как о крепости, огороженной и защищенной. Но существовала и другая точка зрения, а именно, что стены удерживают своих обитателей внутри, точно так же, как не дают чужакам проникнуть снаружи. Это место — ловушка, а животные в ловушке не способны спастись друг от друга. Когда-то, в дни процветания, Холдсворт нанял подмастерье, который находил удовольствие в собирании крыс и помещении их в одну клетку. Крысы сражались друг с другом, пока не оставалась всего одна, окровавленная, торжествующая и зачастую умирающая. Наблюдать за ними — подлинное удовольствие, говаривал подмастерье и принимал ставки на победителя.

В четверти мили показался всадник. Его лошадь шла шагом, следовательно, он не спешил. Постепенно расстояние между ним и Холдсвортом сокращалось. В осевшем на седле человеке было что-то странное. Его голова опущена. Сюртук выглядел обвислым и забрызганным. Ни шляпы, ни парика.

Всадник приближался. Сюртук оказался не просто забрызганным — он выглядел мокрым насквозь, как и остальная одежда. Когда оставалось не более двадцати ярдов, он поднял голову. Встретился с Джоном взглядом, но тут же отвел глаза и снова уткнулся в лошадиную шею. Однако Холдсворт успел узнать его.

— Мистер Уичкот, — окликнул он. — Добрый вечер, сэр. С вами случилось несчастье?

Не обращая внимания, Филипп пустил лошадь рысью и проскакал мимо. Джон обернулся и поглядел ему вслед. Благополучно миновав Холдсворта, Уичкот позволил лошади вновь замедлить ход и лениво пойти вразвалочку.

Холдсворт продолжал свой путь, стараясь не обращать внимания на волдырь, набухающий на правой ноге. Он пересек деревушку, где его облаяли псы. Кузнец, курящий вечернюю трубку, проводил любопытным взглядом. Холдсворт повернул на тропу к мельнице.

Малгрейв находился во дворе и тоже курил. При виде хозяина он встал с заметной неохотой и чисто символически попытался спрятать трубку. На его левой щеке была отметина — длинная воспаленная полоса, и еще одна — на шее, частично скрытая галстуком и воротником.