Алексей Макеев - Чистосердечное убийство

Лидия Ивановна Смирнова, доцент и заведующая кафедрой экологии, попала как раз в такую ситуацию. Ей приходилось ежедневно тратить по нескольку часов на разработку курса лекций и семинарских занятий, сопутствующий им. Утвержденная программа, конечно, всегда одинакова, но каждый ученый привносит в нее нечто свое, собственное. У каждого преподавателя вуза свой подход к изложению материала, к построению лекций.

Сегодня в одиннадцатом часу вечера она никого не ждала. Накинув на плечи платок, женщина сидела за компьютером. Она не сразу сообразила, что уже некоторое время кто-то настойчиво жмет на кнопку дверного звонка.

Лидия Ивановна посмотрела на часы, поднялась из-за стола, включила в прихожей свет и приникла к глазку. На лестничной площадке стоял Владимир Константинович Захаров, молодой преподаватель их кафедры и ее коллега по научной тематике. Если бы не двадцать лет разницы в возрасте, то Лидия Ивановна могла бы расценить этот визит весьма однозначно.

— Здравствуйте! — Захаров расплылся в улыбке, когда дверь перед ним распахнулась. — Добрый вечер. Это я ломаю дверь.

— Вы что, выпили, Владимир Константинович? Первый раз вижу вас в таком состоянии.

— А я и есть в первый раз. Не находите, что наш разговор чем-то напоминает диалог из «Иронии судьбы»? Обобрали, подогрели…

— Господи, заходите же. — Женщина посторонилась, пропуская в квартиру коллегу. — Что случилось-то?

— Да вот захотелось поговорить с вами. Как со старшим товарищем.

— Очень деликатно с вашей стороны напоминать мне о моем возрасте, — с иронией сказала Смирнова. — Разувайтесь и проходите на кухню. Я вас буду крепким сладким чаем отпаивать, только сперва компьютер выключу.

— Работаете? — спросил Захаров. — Напрасно. Жизнь надо посвящать удовольствиям, духовному росту, а не заботам о неблагодарной природе.

— С каких это пор для вас, ученого-биолога, природа стала неблагодарной? — возвращаясь, спросила Смирнова. — Это что-то новое в вашем настроении.

— Новое, — повторил Захаров, повесив голову. — Мы с вами привыкли выискивать это новое, а оно караулит нас за другим углом. Зачем мы лезем в природу?

— Мы лезем, как вы это назвали, именно потому, что отвечаем за нее, — тоном педагога заявила Смирнова. — Мы столетиями брали от нее все, что только хотели, а теперь пришло время платить долги. Пора возвращать ей срубленные леса, распаханные степи, чистую воду и воздух, животный мир, который мы искоренили по своей жадности, но большей частью по глупости.

— А она в этом не нуждается. — Захаров расплылся в пьяной улыбке. — Природа нас игнорирует, справится без нашего вмешательства. У нее ведь непостижимый потенциал самовосстановления. Это мощнейший механизм, а мы лезем со своей смешной помощью. Как с детским совочком туда, где нужны экскаваторы. А еще есть человек. Он тоже является частью природы. С ним как быть?

Лидия Ивановна негодующе покачала головой, наливая в большой бокал крепко заваренный чай, куда она положила еще и толстое колечко лимона.

— А от него ее и надо спасать, — заявила женщина. — Человека и надо учить тому, как обращаться с природой. Мне ли вам объяснять эти вещи! Что-то я вас, Владимир Константинович, не понимаю сегодня.

— А как можно спасать природу от нее же самой? Человек — ее часть, значит, полноправный участник всех процессов. Он запрограммирован, включен в планы природы, а мы этого не поняли. Это симбиоз, против которого мы стали почему-то бороться. Люди схватились друг с другом. Они уже забыли и про природу, и про истоки всего сущего на земле.

— Мы боремся не против человека как такового, а с теми, кто загрязняет природу, убивает ее.

— Да? А с лианами и другими паразитирующими растениями мы почему не боремся? Они ведь тоже душат своих ближних, чтобы подняться над ними, приблизиться к солнцу.

— К чему вы клоните, Володя? Я что-то вас не понимаю.

— А я клоню к тому, дражайшая Лидия Ивановна, что мы не должны добиваться восстановления бобрового заповедника и заказника для дроф.

— Как это? — Женщина опешила, замерла с чашкой в руке, так и не донеся ее до стола. — Вы в своем уме?

— Именно в своем, — ответил Захаров и вдруг показался собеседнице совсем трезвым. — Иначе не говорил бы. Хотите откровенно?

Смирнова почувствовала столько взволнованности в голосе и глазах молодого коллеги, что просто молча опустилась на стул и поставила чашку перед гостем. Что-то в этом визите было не так просто. Не потому, что Владимир Константинович заявился к ней домой в одиннадцать часов вечера и пьяный. Дело было именно в странных его речах.