— Не-а, — беспечно отмахнулся тот. — Темно было, да и бежал он быстро.
— Все разно милиция от тебя не отвяжется. Ты у них теперь главный свидетель.
— Не, правда? — встревожился Туров. — Так я же почти ничего не видел.
Мойщик щелкнул докуренную сигарету в урну.
— А им много и не надо. Примету какую подсказал и — порядок. И свой человек.
— Им только назови! Затаскают по судам да по допросам.
— Опять же перышко под рёбрышко схлопотать можно, — хохотнул таксист в форменке.
— Это им раз плюнуть, — подтвердил цветастый свитер. — Вот, помню, был такой случай…
— А может, и обойдется, — раздумывал вслух мойщик. — Так что иди, Витек, информируй.
— Да пошел ты! — ругнулся вконец расстроенный Туров и направился к своей машине. — Адью, ребята, поехал план давить.
— Витек, глянь сюда! — окликнул его таксист в форменке. — Не по твою ли душу?
Туров оглянулся: приветливо помахивая рукой, к нему спешил отчаянно курносый паренек в милицейском мундире.
— Привет, шеф! — весело поздоровался Белухин.
— Приве-ет… — Туров изумленно разглядывал курсанта. — Как ты меня разыскал?
— Секрет фирмы! Слушай, давай отойдем в сторонку, потолковать надо. — Они отошли к пустой скамеечке, одиноко притулившейся у ограды. — Понимаешь, Виктор, ты у нас пока единственный свидетель. На тебя, так сказать, вся надежда… На твой острый приметливый глаз.
— Да не видел я ничего, понимаешь, — с ходу завелся Туров. — Дождь хлещет, темнота… Да и когда разглядывать? Я в руль вцепился, чтоб машину удержать. Чуть на него не наехал. Прямо под колеса сиганул, гад!
— Ну, рост хотя бы запомнил? В чем был одет?
— Рост?.. Чуть повыше тебя. Плечистый такой. Плащ на нем был… темный. И, вроде, кепка на голове. Вот, вроде бы, и все!
— А что-нибудь еще запомнилось? — не отставал курсант. — Усы, борода, родинка? Какая-нибудь характерная примета? А?.. Вспомни, елова шишка! Позарез надо! — Он полоснул ребром ладони по горлу.
— Нет, ничего такого не видел. Извини, старина, мне пора на линию. Садись, подвезу!
Лихарев и Соколова обедали в ведомственной столовой. Юрий Глебович уже покончил с борщом и принялся за гуляш, а Майя Борисовна все еще вяло разгребала ложкой густое капустно-свекольное варево.
— Что, невкусно? — сочувственно поинтересовался Лихарев.
— Не очень. — Соколова отставила тарелку в сторону. — Наверно, нет аппетита.
— Тут самое важное — привычка. И не присматриваться особенно к тому, что в тарелке.
— А главное — не принюхиваться, — рассмеялась Майя Борисовна.
— Ты уж совсем захаяла нашу забегаловку. А по-моему, вполне съедобно. Конечно, не сравнить с твоими домашними обедами, но…
— Ага, вспомнил-таки!
— А я и не забывал, — тихо ответил Лихарев.
Компот пили молча, избегая смотреть друг на друга. — Ты к себе, в прокуратуру? — Лихарев держал плащ Майи в руках. — Да. Проводи меня немного. Прохладный ветерок гнал по тротуару дырявые желтые листья. Соколова зябко поежилась. — Юра, ты был в морге, беседовал с судмедэкспертом. Есть что-нибудь новое? Лихарев замедлил шаг, подравниваясь к походке Майи.
— Подтвердились первоначальные выводы. Кровь, найденная на скамье, соответствует группе крови потерпевшей. На голове — три серьезные раны, скончалась от кровоизлияния в мозг.
— Кто она, мы так и не знаем. Были бы хоть какие-нибудь наметки. Ну, например, профессия.
Лихарев помолчал, обдумывая ответ.
— Вопрос непростой. Обычно больше всего сведений дают руки. Писчий мозоль указывает на конторского служащего или журналиста, мелкие порезы и следы ожогов — на повара. Следы металлических опилок — слесарь, каменного угля — кочегар. И так далее. В данном случае — ничего определенного, никаких явных признаков. Руки нежные, мягкие, ухоженные, маникюр постоянный, все время обновляющийся…
— Значит, кем работала потерпевшая, ты сказать не можешь? Жаль. Это помогло бы нам сузить круг поиска.
— Я и сам ломаю голову. Постоянный маникюр, ухоженные руки. Возможно, вообще нигде не работала. Домашняя хозяйка.
— Ну-ну, не так презрительно, — улыбнулась Майя Борисовна. — Социологи считают, что домашний труд по интенсивности сравним с шахтерским.
— Обручальное кольцо у потерпевшей — на левой руке. Значит, разведенная или вдова — забот домашних вдвое меньше. Если не втрое.
— И все-то ты про нас, про женщин, знаешь…
— Нет, серьезно! — Лихарев продолжал развивать возникшую мысль. — Может быть, последнее время она питалась в кафе и ресторанах. Завтрак, обед, ужин — постоянный посетитель. Кстати, не такой уж редкий вариант в наш эмансипированный век. Между прочим, это может дать путеводную нить для розыска. Официанты памятливы на лица.
Читать дальше