Светлана Алешина - Шансов выжить нет

И теперь мне не было видно, что происходит около нашей машины. Вообще ничего не было видно. Я сидела с тяжелым чувством беспомощности и напряженно прислушивалась, стараясь понять, как развивается ситуация – опасно для нас троих или не очень.

Пистолет в задней кобуре упирался в поясницу, но это меня ничуть не радовало, скорее, наоборот, вселяло тревогу. Если они не отобрали оружие, это еще не значит, что они мне доверяют. Скорее это означает, что меня не принимают всерьез как противника, только и всего. А что я, собственно, могла сделать со своим пистолетом против одиннадцати хорошо вооруженных человек?! Я же не супермен какой-нибудь из голливудского фильма или крутого российского детектива, герои которых так же похожи на живых людей, как я – на Шварценеггера.

К сожалению, понять что-либо из того, что происходит внизу, было трудно. Я слышала резкий голос талибского офицера. Было похоже, что он что-то спрашивает… Наконец до меня донесся глуховатый голос Грега. Что он говорил, я тоже не понимала. Не сразу до меня дошло, что он отвечает офицеру на местном наречии. Это меня несколько успокоило. Раз началось что-то вроде переговоров, можно надеяться на благоприятный исход дела.

Что там произошло, я так и не поняла, но после очередной команды в кузов один за другим стали запрыгивать солдаты. Я сидела, не шевелясь. Но вот через борт перепрыгнула фигура в защитной форме французского спасателя. Поль! Честно скажу, я обрадовалась ему, как родному. Тут же и забыла, как он бровью не повел, когда меня погнали в грузовик. Поль состроил мне успокаивающую гримасу и плюхнулся рядом на пол.

– Молчи! – шепнул он мне. – Все в порядке. Просто здешние хозяева не любят непрошеных визитеров. Особенно русских…

«Спасибо, дорогой, успокоил!» – молча поиронизировала я.

– А где Грег? – громким шепотом спросила я у Поля, когда грузовичок развернулся и безбожно затрясся на каменистой дороге.

– Офицера везет на джипе. Не нравится он мне что-то… Говорит слишком много и слишком оживленно…

– Ты что, знаешь афганский?

– Всего несколько слов на пушту. Но слово «доллар» на любом языке звучит одинаково…

Один из солдат заметил, что мы разговариваем, и что-то крикнул, замахнувшись на Поля автоматом. Дальше ехали молча…

Куда мы едем, со дна кузова не было видно, и нам пришлось довольствоваться созерцанием колышущихся перед глазами спин в засаленных стеганых халатах и ныряющей вверх-вниз белой вершины высокого хребта на близком горизонте, которая то и дело мелькала между спинами и головами солдат на фоне вечернего густо-голубого и совершенно безоблачного неба.

Заметив мой взгляд, устремленный на снежные вершины на горизонте, Поль наклонил ко мне голову и шепнул одно только слово:

– Гиндукуш…

…Тряслись на грузовике мы минут сорок, не меньше. Я даже успела немного подремать – сидя, свесив голову вперед. На каждом камне, на каждой кочке я волей-неволей открывала глаза и, убедившись, что не вылетела за борт, тут же их закрывала.

Наконец грузовик остановился, я окончательно открыла мутные от дремоты глаза и с ужасом поняла, что ноги у меня затекли до такой степени, что просто не шевелятся. Я ими не могла управлять, вообще не чувствовала, что у меня есть ноги. Поль кое-как помог мне встать, и единственное, что я успела заметить – снежный хребет на горизонте стал намного ближе и значительно подрос. Но иголки вонзились в приходящие в норму ноги с таким остервенением, что у меня потемнело в глазах…

Если бы не Поль, крепко держащий меня за плечи, я просто-напросто вывалилась бы за борт, стоять самостоятельно на совершенно ватных ногах не было никакой возможности…

Поначалу про нас словно забыли и оставили торчать в кузове. Когда же нам жестами показали, что мы должны вылезти из грузовика, я уже могла управлять ногами и спустилась самостоятельно.

Нас привезли в центр какого-то селения. Дома были сложены из плоских камней и больших темно-коричневых кирпичей, скрепленных между собой, очевидно, глиной. Стены сливались друг с другом, образуя сплошной извилистый коридор. Кое-где в них виднелись маленькие окна, расположенные на высоте не ниже трех метров.

Окна были без стекол и зияли черными отверстиями как амбразуры бойниц. Дверей, вернее, дверных проемов, было значительно меньше, и они тоже чернели в вечерних сумерках как зловещие темные дыры.

Кроме приехавших с нами солдат, на улице никого не было видно. Единственное живое существо, которое я, покрутив головой по сторонам, заметила, было какое-то животное, не то крупный осел, не то низкорослая лошадь с толстой тупой мордой. Стоя метрах в тридцати от нас, это животное сосредоточенно лизало какой-то белый камень.