Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

Санди вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Она не верила своим глазам.

Мурат в махровом халате вышел из ванной.

— Откуда у тебя эти цветы? — кинулась она к нему. — Где ты их взял?

— Купил… для тебя.

— Врешь!

— Значит, я не в состоянии заплатить даже за корзину лилий? — оскорбился он. — Ну, знаешь…

— Где ты их взял? — впилась ногтями в его руку вдова. — Признавайся! Это не шутки, Мурат. Я требую!

— Да что случилось? Какая муха тебя укусила?

— Вот, полюбуйся! — она сунула ему под нос листок. — Читай…

Тот пробежал глазами по строчкам, растерянно улыбнулся.

— Что это?

— Письмо от Сфинкса. Я нашла его в корзине. Теперь ты скажешь наконец, каким образом к тебе попали эти цветы?

Он побледнел, его красиво вырезанные ноздри дрогнули и расширились.

— Черт… Мне принесли корзину прямо в аудиторию, где я позировал. Кто-то из студентов сказал, что ее оставил для меня посыльный из цветочного магазина. Они начали подкалывать меня, намекать, мол, у «нашего Нарцисса» появился воздыхатель… ну, ты понимаешь.

— Какого Нарцисса?

— Они так прозвали меня, между собой, — залился краской Мурат. — В общем, одни пристали с вопросами, кому из голубых я приглянулся; другие подумали, что у меня день рождения, кинулись поздравлять. Я отнекивался. Глупо получилось!

— И ты не знаешь, кто прислал лилии?

— Понятия не имею, — каким-то наивным жестом прижал он руки к груди. — Клянусь! Я решил, это ошибка. Но раз уж цветы попали ко мне, забрал их домой. Ты ведь любишь лилии? Извини, соврал, что купил. Каюсь.

Санди подняла с полу конверт, на нем было напечатано: «Мурату Асланову». Значит, загадка, несущая смерть, предназначалась не ей. Облегчения это почему-то не принесло. А до мальчика, кажется, не дошло, что ему грозит.

— Господи, — прошептала она. — Какой же ты… тупица! Тебя можно использовать только в постели. — И добавила громче: — Сфинкс убивает, ты понимаешь?

Мурат похлопал длинными черными ресницами, оттеняющими его восточные глаза, беззвучно раскрыл губы.

— Ка… какой Сфинкс? Т-тот… самый? Который скрипача… и этого…

— Теплинского, — подсказала Александрина. — Невероятно! Никонов, Теплинский и… ты? Безумие. Не может быть!

У Мурата закружилась голова. Санди сумасшедшая… у нее раздвоение личности. Она свихнулась на почве секса, вообразила себя Клеопатрой и убивает своих любовников. Надо бежать от нее… бежать…

Он шарахнулся в сторону, ударился локтем об угол шкафа, взвыл от боли и ужаса и метнулся прочь, в кухню, схватился за телефон.

— Что ты собираешься делать? — ледяным тоном спросила она, вырастая за его спиной.

— З-звонить… в… милицию…

Домнин между тем дозвонился скульптору.

— Феофан, — добродушно обратился он к старому товарищу, — по-моему, твои шутки дурного тона. И почему ты не берешь трубку?

— Я работаю… срочный заказ.

На самом деле домашний телефон Маслова вышел из строя, а на мобильном, как назло, закончились деньги. Он только сегодня пополнил счет и вызвал телефонного мастера. Про работу пришлось солгать, чтобы у других создавалось впечатление: его творческий кризис закончился, и начался период подъема. Глядишь, так оно и будет.

— Рад за тебя, — искренне сказал художник. — Спасибо за цветы, но с письмом ты переборщил.

— С каким письмом?

— Я тебя разоблачил, приятель… Хватит с меня гипсового сфинкса, которого ты прислал. На букет тратиться не стоило! Тем более пытаться взять меня на пушку. Я не из пугливых, тебе это отлично известно.

— Какой букет? Какое письмо? Ты, часом, не пьян, Игорь? Я не дарю мужчинам цветы, пора бы знать. И писем никому не писал уже года три. Я звоню, когда нужно.

— Послушай, хватит прикидываться, — увещевал его Домнин. — Повеселился, и довольно. Ты бы еще Фантомасом назвался! Дамы визжали бы от восторга.

— Ага. И в воздух чепчики бросали! Ты о чем, Игорь?

— Ладно, старина, считай, что шутка удалась, — потерял терпение художник. — Во всяком случае, женщину, которая была у меня в мастерской и позировала для портрета, твое послание впечатлило. Вижу, слухи о Сфинксе гуляют по Москве вовсю! И ты пал их жертвой.

Маслов разразился длинной тирадой, изобилующей крепкими выражениями. Его негодование позабавило Домнина. Среди его знакомых никто не умел так изобретательно и витиевато ругаться.

— Извини, Феофан, — примирительно произнес он. — Выходит, лилии не ты прислал?

— Не я! Сколько раз повторять?