Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

— Почему вы не пьете? — спросил молодой человек. — Не любите коньяк? Заказать что-нибудь другое?

— А вы меня не отравите?

— Помилуйте… — растерялся тот. — Вы не Моцарт, я не Сальери… Хотя вы правы. Кто знает, что у меня на уме? После этой трагедии с Никоновым! — Он налил из бутылки себе в бокал и сделал большой глоток. — Видите? Все в порядке. Я могу задать вам вопрос?

— Валяйте…

— Как рождается замысел ваших картин?

«Сейчас я тебе покажу! — внутренне возликовал Домнин. — Оторвусь на всю катушку!»

— Истинное творчество всегда пытается проникнуть в тайну… мироздания, — состроил он многозначительную мину. — А ее, как известно, можно постичь только… через обнаженную натуру. Срывание покровов! Развенчивание идеалов! Свержение кумиров с их вековых пьедесталов! Прочь маски! Прочь стыдливость… Последняя девка с базарной площади, отдающаяся из милосердия нищим, прекрасна в своей бескорыстной щедрости, как сама природа…

Его будто прорвало. Собеседник не успевал переваривать и запоминать «перлы», которые он потом сможет цитировать слушателям на великосветской тусовке.

Словесный рог изобилия иссяк столь же внезапно, как и открылся. Художник замолчал, выпил коньяк и попрощался.

— Мне пора. Люблю работать по ночам. Зимняя стужа… луна за облаками… синий снег… Я еще не написал Снежную королеву, возлежащую на ледяном ложе в ожидании любовника…

Художник встал и удалился, а парень остался сидеть с открытым ртом, глядя ему вслед. Что это было? Насмешка? Сарказм? Гениальное откровение?

На самом деле Домнин все придумал. Он исключительно редко писал по ночам, только когда захлестывало вдохновение или торопился закончить картину. Но в этот раз ноги понесли его к мастерской… Какое-то странное волнение гнало его вперед.

Мастерская не была оборудована сигнализацией, бронированной дверью и даже сложными замками. Зачем? Никаких ценностей, кроме всевозможного хлама, бутафорской атрибутики, подрамников, мольбертов, красок, кистей и недописанных полотен он там не держал. То была святая святых, его творческая кухня, его молельня, где он взывал к музам, испрашивая у них благословения и напутствия… Сокровищница духовных накоплений, которые он никогда не смешивал с материальными.

Художник полез в карман за ключами, но они не понадобились — дверь оказалась открытой. В глубине помещения смутно мелькал свет: кто-то пользовался фонариком. Неужто грабители?

Игорь Домнин обладал редким даже для мужчины свойством характера — он никогда и ничего не боялся. Такова была особенность его психического склада.

Руководствуясь любопытством, он решил не поднимать шума, а застать ночного посетителя врасплох. О том, что неизвестный может напасть на него, ударить или убить, художник и не подумал.

— Кто ты и что ищешь в моей мастерской? — прошептал он, бесшумно проскальзывая в темный коридор.

Из коридора две двери вели в кладовую и просторную комнату, куда приходили натурщицы и где, собственно, и творились шедевры живописи. Именно там Домнин заметил мелькающий луч фонаря.

Чтобы одежда не стесняла движений, хозяин сбросил дубленку на топчан — здесь за много лет он изучил каждую пядь, каждый уголок, каждый предмет и мог с завязанными глазами найти любой крючок, выключатель, стул — что угодно. Грабитель ориентировался куда хуже. Ему понадобилось освещение, которое выдало его с головой.

Темная фигура шарила в шкафу, держа фонарь под мышкой. Художник осторожно снял с перекладины длинную тяжелую драпировку — множество таких кусков ткани он использовал для создания фона, — сделал два крадущихся шага и застыл. Ночной гость почувствовал неладное, прекратил поиски, медленно повернулся, направил свет в сторону, откуда раздался шорох, и… ничего не увидел, кроме висящих рядами пыльных бархатных портьер, гобеленов, тонких шерстяных персидских ковров и ворохов шелка.

Домнин успел нырнуть между перекладин и затаить дыхание. Жаль, ему не удалось рассмотреть лица грабителя. Пыль попала в нос, захотелось чихнуть… Уткнувшись в край гобелена, он беззвучно дернулся, еще раз. Подумал: «Надо бы навести здесь порядок, выбить ковры, пройтись пылесосом. Небось паутины полно!»

Неведомый посетитель тем временем вновь принялся за поиски. Он, очевидно, был уверен, что ночью в мастерской появиться некому, и списал подозрительный шум на мышиную возню. Художник минуту выждал, выглянул из своего убежища, собрался с духом и стремительно бросился вперед, уже не заботясь о тишине… набросил драпировку на голову грабителя, навалился всем телом, подмял его под себя и с грохотом повалил на пол, увлекая следом декорацию из папье-маше и гипсовую колонну, имитирующую античные развалины…