— Скоро отпустим, — пообещал Аллейн. — Даже отвезем, после того как вы мне спокойно расскажете о том, что произошло.
— Я уже рассказывал! Сколько можно!
— Погодите, я понимаю, что вы чувствуете себя ужасно, и с нашей стороны неприлично вас задерживать, но, видите ли, мы надеемся на вашу помощь.
— Не надо мне зубы заговаривать. Знаю я полицейских. Сначала они говорят о помощи, а потом — бац! — суют тебе под нос расписку о невыезде.
— Нет, этого не будет. Послушайте… Я сейчас расскажу, как я себе представляю случившееся, а вы исправите меня, если я ошибусь. Хорошо?
— Откуда я знаю, что вы там наговорите!
— Да никто вас ни в чем не подозревает, — вмешался Фокс. — Сколько можно повторять!
— Ничего, ничего, все в порядке, — успокаивающим тоном сказал Аллейн. — Теперь слушайте, Хокинс. Вы пришли в театр. Когда? Без десяти двенадцать?
Хокинс начал громогласно жаловаться на автобусы и грозу, но в конце концов ему пришлось признаться, что, когда проходил по улице Речников, он слышал, как часы пробили двенадцать.
— И вы вошли в театр через служебный вход. Кто вас впустил?
Оказалось, что никто не впускал. У Хокинса был ключ. Захлопнув за собой дверь, он свистнул и крикнул «привет». Довольно громко, как догадался Аллейн, поскольку Джоббинс был на посту на балконе, а Хокинс хотел дать ему знать о своем приходе, подозревая, что Джоббинс сыт по горло его опозданиями. Дверь он запер на замок и задвижку. Хокинс рассказывал неохотно, то и дело горестно жалуясь на судьбу. Постепенно он разгорячился и заявил, что случившееся наверняка самым ужасным образом скажется на всей его дальнейшей жизни. Аллейн слушал с неизменным сочувствием и интересом, подбадривая лестными замечаниями. Хокинс смотрел на суперинтенданта полными слез глазами. Он подошел к самой ужасной части своего повествования. В бутафорской было темно, поэтому он включил фонарик и прошел в зал. Там он сразу заметил тусклый свет в бельэтаже и увидел, к своему большому изумлению, Генри Джоббинса в новом ярком пальто, сидевшего в первом ряду бельэтажа.
— Вы нам об этом ничего не говорили! — воскликнул Гибсон.
— А вы не спрашивали.
Фокс и Гибсон тихо выругались.
— Продолжайте, — попросил Аллейн.
— Я сказал: «Это ты, Ген?» — а он ответил: «А кто же еще?» Тогда я извинился за опоздание и предложил выпить чаю, он согласился. Я пошел в бутафорскую и заварил чай.
— Сколько времени у вас на это ушло?
— Там стоит старый электрический чайник. Он медленно нагревается.
— Хорошо. А затем?
— О боже, боже…
— Я понимаю, но все же продолжайте.
Хокинс сказал, что поставил на поднос две чашки чая и понес их через зал в нижнее фойе, а потом стал подниматься с ними по лестнице.
Тут он опять принялся стонать и плакать, но в конце концов выдавил из себя, что, увидев труп, выронил поднос и кинулся к главному входу, но открыть его не смог. Тогда он бросился в зал, через боковую дверь на сцене добрался до служебного входа и, выбежав на улицу, столкнулся с Перегрином и Эмили. Аллейн записал его адрес и отпустил домой.
— Маленький бедняжка, — бросил Гибсон.
— Говоришь, вы обыскали театр, — сказал Аллейн. — С какой целью, Фред?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как я понимаю, вы искали убийцу. А как насчет всего остального?
— Остального?..
— Например, перчатки и двух обрывков бумаги.
Последовало короткое молчание.
— У нас было мало времени, — сказал Гибсон. — Разумеется, мы их поищем.
— Вы полагаете, что, если его застали врасплох, он мог их выронить? — спросил Фокс.
— Надежда, конечно, слабая, но чем черт не шутит, — отозвался Аллейн. Он посмотрел на сержанта Бейли и фотографа, сержанта Томпсона, старых сотрудников Скотленд-ярда. — Вы осмотрели дельфина?
— Как раз собирались этим заняться, когда вы пришли, сэр, — ответил Томпсон.
— Сначала сфотографируйте его, не трогая. Вид у него, конечно, убийственный, но, возможно, на нем есть что-нибудь, кроме крови. Постаментом тоже, разумеется, надо заняться. Интересно, сколько эта штуковина весит?
Аллейн поднялся по лестнице, взял второго дельфина и взвесил его в руке.
— Упитанное животное, — сказал он.
— Полагаете, его использовали как дубину? — спросил Фокс.
— Воспользоваться им мог только физически тренированный человек, Братец Лис. — Аллейн поставил дельфина на место. — Симпатяга и вполне пришелся к месту. — Обернувшись к Гибсону, он спросил:
— Какие предприняты меры, Фред?
Читать дальше