Найо Марш - Перчатка для смуглой леди

— Конечно, сэр, — сказал Перегрин. — Извините, я не видел, как вы вошли.

Мистер Кондукис не обратил внимания на его слова. Он разглядывал, по-видимому с абсолютным равнодушием, обновленный зал: малиновый занавес, люстры, сверкавший позолотой орнамент, зачехленные и готовые к приему зрителей ряды кресел.

— Вы довольны реставрацией? — спросил он.

— Вполне. Постановка будет готова вовремя, сэр.

— Будьте любезны, идите первым.

Перегрин припомнил, что и в их первую встречу Кондукис всегда пропускал его вперед, определенно не желая, чтобы кто-либо находился у него за спиной. Они поднялись наверх. В кабинете Уинтер Морис диктовал письма. Перегрин бросил на него взгляд, несколько смятенный, но столь выразительный, что Морис поспешно вскочил.

Мистер Кондукис вошел в кабинет, ни на кого и ни на что не глядя.

— Это наш администратор, сэр. Мистер Уинтер Морис, мистер Кондукис.

— Да-да, доброе утро, — сказал Кондукис и отвернулся. Однако в его манере не чувствовалось и намека на намеренную грубость. «Ей-богу, старина, — заметил позже Морис, — зря я почтительно удалился, мог бы остаться и послушать вашу беседу. Он все равно меня в упор не замечал».

Морис и секретарша быстренько собрались и отправились обедать.

— Присаживайтесь, сэр.

— Нет, спасибо, я ненадолго. Речь идет о перчатке и документах. Мне сказали, что их подлинность установлена.

— Да, сэр.

— Ваша пьеса основана на этой находке?

— Да.

— Я обсудил рекламную кампанию с Гринслейдом и двумя знакомыми, имеющими опыт в такого рода предприятиях, — он назвал имена двух столпов театрального бизнеса, — и поразмыслил о ее проведении. Мне пришло в голову, что при правильном подходе к делу перчатка и история се обнаружения могла бы стать главной темой в рекламе пьесы и театра.

— Действительно, могла бы, — с жаром подхватил Перегрин.

— Вы согласны со мной? Я подумал, что стоит рассмотреть вопрос о том, чтобы приурочить публикацию о находке к открытию театра и выставить перчатку и документы, приняв соответствующие меры безопасности, на обозрение публики в фойе.

Перегрин заметил, изо всех сил стараясь казаться беспристрастным в суждениях, что подобная акция в качестве предварительной рекламы вызовет сенсацию. Мистер Кондукис быстро взглянул на него и снова уставился в пространство. Перегрин спросил, уверен ли владелец сокровищ в безопасности затеваемого предприятия. Мистер Кондукис ответил короткой справкой о встроенных сейфах особого типа, производство которых, как удалось уразуметь Перегрину, его собеседник в значительной мере финансировал.

— Вашим представителем по связям с прессой и рекламе является мистер Конвей Бум, — монотонно продолжал мистер Кондукис.

— Да, именно так его зовут, — отозвался Перегрин, которому вдруг на секунду почудилось, что он слышит ироническую нотку.

Однако мистер Кондукис невозмутимо добавил:

— Мне известно, что он сведущ в театральном деле, однако в связи с несколько необычным характером материала, который мы предполагаем использовать, я предложил Гринслейду объединить усилия мистера Бума и рекламной фирмы «Мейтланд», являющейся одним из моих дочерних предприятий. Он согласился.

«Попробовал бы он не согласиться», — подумал Перегрин.

— По поводу безопасности я также собираюсь обратиться к моему знакомому из Скотленд-ярда — суперинтенданту Аллейну.

— Да, конечно.

— Также встает проблема страховки, поскольку коммерческую ценность предметов невозможно определить. Мне сказали, что, как только об их существовании станет известно, предположительная реакция будет беспрецедентной. Особенно со стороны Соединенных Штатов Америки.

— Мистер Кондукис, — сказал Перегрин после долгого молчания, — я не могу удержаться, чтобы не задать вам один вопрос. Я понимаю, что это не мое дело, и все же… Вы хотели бы… для вас имеет какое-либо значение, где будут находиться перчатка и записки — на родине владельца или в другой стране?

— На моей родине? — спросил Кондукис таким тоном, словно сомневался, есть ли у него родина.

— Нет, прошу прощения, я имел в виду первоначального владельца.

Перегрин поколебался немного, но, не совладав с собой, разразился взволнованной речью о необходимости пребывания реликвий в Англии. Он видел, что его слова не производят ни малейшего впечатления, и жалел о своей несдержанности. Ситуация приобретала несколько постыдный оттенок.

Мистер Кондукис, не меняя выражения лица, дождался, пока Перегрин закончит, и произнес: