Найо Марш - Перчатка для смуглой леди

— Конечно, его! — Перегрин вдруг вспомнил о присутствии мистера Кондукиса. — О черт!

— Что-нибудь не так?

— Боюсь, я немного пьян, сэр. Ну не то чтобы пьян, но несколько потерял контроль. Я очень извиняюсь. Думаю, мне пора домой. Вещи, которые вы мне столь любезно одолжили, я, разумеется, верну. При первой же возможности. Так что, если вы меня простили…

— Кем вы работаете в театре?

— Я ставлю пьесы и сам написал две.

— Я ничего не знаю о театре, — веско произнес мистер Кондукис. — Вы пользуетесь каким-либо успехом?

— В общем да, сэр. Я так думаю. Конечно, пробиться нелегко, я не богач, но дела идут неплохо. Последние три месяца у меня работы хоть отбавляй, думаю, я сейчас на подъеме. По крайней мере, надеюсь, что так оно и есть. До свидания, сэр.

Перегрин протянул руку. Мистер Кондукис отшатнулся от нее с выражением едва ли не ужаса на лице.

— Прежде чем вы уйдете, — сказал он, — я хотел бы показать вам одну вещь, которая вас наверняка заинтересует. Можете уделить мне еще немного времени?

— Разумеется.

— Эта вещь находится здесь, — пробормотал мистер Кондукис и подошел к бюро, являвшего собой, по мнению Перегрина, баснословную редкость. Он последовал за хозяином и увидел, как тот открывает ящичек, выстланный тонким шелком.

— Какая красивая вещь, — сказал Перегрин.

— Красивая? — переспросил мистер Кондукис с тем же недоумением, с каким он и раньше переспрашивал своего гостя. — Вы говорите о бюро? Его отыскали по моему заказу. Сам я ничего не смыслю в подобных делах. Но не бюро я вам хотел показать. Взгляните-ка вот на это. Давайте придвинем стол.

Он вынул из ящичка маленький деревянный письменный прибор викторианской эпохи, сильно подержанный, заляпанный пятнами и не представлявший, на взгляд Перегрина, никакой ценности. Видимо, им когда-то пользовался ребенок. Мистер Кондукис положил прибор на стол, стоявший у окна, и придвинул к нему стул. У Перегрина возникло такое чувство, словно все, что он видит, происходит во сне, но сон этот снится не ему, а кому-то другому. «Да нет, со мной все в порядке, — подумал он, — я не слишком пьян. Я в том завидном, хоть и смешном, состоянии, когда кажется, что все к лучшему в этом лучшем из миров».

Он сел за стол, а мистер Кондукис, стоя поодаль на приличном расстоянии, открыл маленький прибор, нажал ухоженным большим пальцем на деревянную пластину, и снизу выскочило второе дно. Хорошо знакомое и немудреное устройство, недоумевал Перегрин, неужто этим его хотели удивить? В тайнике лежал сверток размером не более половинки селедки и приблизительно такой же формы. Выцветший темно-желтый шелк был перевязан обрывком потрепанной ленточки. Мистер Кондукис взял в руку нож для разрезания бумаги. «Всему, чем он владеет, — подумал Перегрин, — нашлось бы место в музее. Это напрягает». Хозяин дома воспользовался ножом как раздаточной вилкой, приподняв на лезвии шелковый сверток и подавая его, словно официант в ресторане, Перегрину.

Сверток соскользнул с ножа, упал несколько в стороне от того места, где прежде лежал, и под ним обнаружился выцветший лист бумаги. Перегрин, которому уже трудновато было удерживать зрение в фокусе, увидел, что на листке было написано меню и стояла дата шестилетней давности. Перед глазами расплылся заголовок: «Паровая яхта «Каллиопа». Отплытие из Вильфранша. Праздничный ужин» — и чья-то эффектная и неразборчивая подпись, сделанная наискось поверх дюжины других автографов. Большая белая рука быстро накрыла листок, а затем убрала его.

— Это ерунда, — быстро проговорил мистер Кондукис, — к делу совершенно не относится.

Он подошел к камину, голубоватое пламя взметнулось и стало красным. Мистер Кондукис вернулся к столу.

— Интерес представляет сверток. Откройте его, пожалуйста.

Перегрин с готовностью дернул за кончики ленты, и шелковый сверток раскрылся. В нем лежала перчатка.

Детская перчатка. Заляпанная пятнами, по всей видимости оставленными водой, она была цвета старого пергамента и покрыта мелкими морщинками, словно лицо древнего старца. Перчатку украшала изящная вышивка из миниатюрных роз, золотых и алых. К конической краге была приделана золотая кисточка, почерневшая от времени и растрепавшаяся. Перегрин в жизни не видел вещи, которая бы так тронула его сердце.

Под перчаткой лежали два сложенных листка бумаги, сильно выцветших.

— Прочтите их, пожалуйста, — попросил мистер Кондукис. Он вновь отошел к камину.