Галия Мавлютова - Казнить нельзя помиловать

— Ты — Денис Белов?

Чтобы не завопить от отчаяния, я молча потряс головой, вот так: трах, трах, трах. Денис — я, Денис, Денис Белов! Пришел к вам отмазаться от армии. Заодно распрощался с чудесной картинкой-видением — бредет одинокий странник по песчаной пустыне…

— Присаживайся, Денис Белов, — сказал Тортилла черепашьим голосом. — Вот твой стол. Мне Юмашева звонила, сказала, что тебя надо оформить стажером. Будешь проходить у меня практику, заодно пройдешь медицинскую комиссию. Я тебе дам справку, что ты являешься стажером. Комиссию надо пройти быстро, иначе загремишь под фанфары. Забреют тебя в армию.

Что они все время пугают меня армией? Далась им эта армия! Почему у дядьки совсем нет глаз, одни пухлые веки, как у гоголевского Вия? Давным-давно, когда я был маленьким, тетя Галя затащила меня в кинотеатр посмотреть «детский» фильм «Вий» по ранним произведениям классика. До сих пор мне этот Вий во сне снится, он все поднимает и никак не может открыть свои веки. Теперь любящая тетя Галя подсунула мне еще одного Вия, теперь уже настоящего, чтобы, значит, он преследовал меня не в кошмарных снах, а наяву.

— Будешь регистрировать сообщенки. И запомни! Сообщенки являются государственной тайной; если где проболтаешься, тебе светит статья. Я тебе попозже секретку оформлю, в смысле допуск, это когда ты комиссию пройдешь. Пока будешь работать на доверии, все-таки мне сама Юмашева звонила.

Он произнес «сама Юмашева» так, словно Юмашева числилась английской королевой. Или египетской царицей. Меня опять замутило, и я схватился за живот.

— Живот болит? — ласково поинтересовался Тортилла иезуитским голосом. — У меня тоже живот схватило, когда я в первый раз в милицию на работу наниматься пришел.

Очень мне интересно, когда это он нанимался на работу? Наверное, в те самые благословенные времена, когда майор Деев вместе с майором Петровым шашками рубали белых прямо на скаку?!

— Ну, давай, принимайся за работу. Вон у меня сколько незарегистрированных сообщенок. Видишь?

От груды пыльной бумаги, высящейся на двух столах и пяти стульях, можно было сыграть в дурку, не напрягаясь, и косить не надо, тогда уж точно не забреют в армию.

Я присел за стол и провел ладонью по столешнице. Толстый слой пыли прилепился к руке — вовек не отмыться. Я поднес ладонь к носу и вдохнул амбре. Спертый аромат застоявшегося болота ударил мне прямо в легкие и осел где-то там, глубоко внизу.

В университетских аудиториях мне никто и никогда не говорил о таком болоте, да и тетя Галя за все двадцать три года ни слова не сказала — наверное, боялась разгласить государственную тайну. Кажется, в болоте тепло и уютно, пар из дырявой батареи нагрел помещение, тусклая лампочка разгорелась с новой силой, она даже затрещала от напряжения, и я принялся за работу. Потрепанный журнал регистрации начат в восемьдесят шестом году прошлого века. Мне тогда было шесть лет, и я посещал с тетей Галей детские кинотеатры. Если бы я знал в то время, что кто-то открыл новый журнал и начал первую запись, а продолжать записи придется мне, я бы умер на просмотре «Вия» прямо в зале кинотеатра.

— А компьютера у вас нет? — спросил я, в глубине души надеясь, что такой простой элемент цивилизации все-таки можно привнести в болото. Но болото оказалось прочным. Тортилла всполошился так, что из пухлых щелочек выглянули глаза-буравчики.

— Не положено! Я же сказал — гостайна! Ты будешь вручную вписывать сведения, полученные от агентов. Какой компьютер? С ума сошел?

Как я жалел сейчас, что не посмотрел ни одной серии «Ментов»! Интересно, там такое показывают?

Я даже не знаю, как правильно разговаривать с Тортиллой. Надо будет спросить тетю Галю…

Правда, спросить ее можно при очередной обжираловке, когда она начнет умирать от орехов и меда, а это свершится месяца через два. За два месяца я утону в болоте, откуда вытащат мой обглоданный труп, а моя милая маза обрыдается над моей могилкой. А похоронят меня на Старо-Охтинском кладбище. Недавно я видел сюжет по телику: кругом деревья, на голых ветках сидят замерзшие вороны, и прямо на кладбище находится дом, и в нем живут люди, самые настоящие живые люди. Телевизионщики с замиранием в голосе брали у жильцов дома интервью: дескать, как вам живется-можется среди покойников? А жильцы отвечали: да неплохо живется, но многие жильцы, правда, уже спились и померли. Дескать, очередь за нами… Страшно до жути! На этом кладбище хоронили староверов, а теперь оно бесхозное. Но люди там живут. Люди, наверное, везде живут, где жить можно.