Павел Шестаков - Три дня в Дагезане

- Про Демьяныча я вам рассказал.

- А эксперт? Забыл? Демьяныч-то в речке мертвый оказался.

- Напутал эксперт, ошибся.

- Бывает и такое, к сожалению. Так за что ты его?

- Нервы сдали.

- А конкретнее?

- Это личное.

- Догадываюсь. Но ты мне вот что поясни сначала. Помнишь, я тебе носовой платок возвратил?

- Опять тайм-аут берете? Темп сбиваете?

- Да нет, темпом я доволен. Где ты тот платок взял?

- Сам удивляюсь, откуда он у меня в кармане взялся. По виду - это отцовский платок, из мастерской. В краске.

- Отцовский? Не ты его выпачкал?

- Нет. Наверно, я захватил его случайно в мастерской Но хоть убейте, не помню когда! Да чепуха это! Зачем вам?

- Вспомни, когда ты его в первый раз увидел?

- Что за смысл?

- Будет и смысл, если вспомнишь.

- Я наткнулся на этот платок, когда вы с Сосновским пошли наверх, к отцу. С пасечником. Я вышел тогда и, проходя мимо вешалки, достал его из кармана куртки. Но как он попал туда?

- Не помнишь? А потом?

- Потом ничего особенного. Убедился, что он грязный, бросил в хижине. Там вы его подобрали. Вернули.

- И что?

- Опять ничего Где-то валяется.

- Сажу ты им не вытирал?

- Что?!

- Все. Спасибо.

Валерий покачал головой.

- На здоровье. Так о чем вы догадываетесь?

- Разговор у вас с пасечником о Марине Викторовне был?

- Игорь Николаевич!.. Откуда.

- Секрета нет, Валерий Демьяныч говорил мне о ваших отношениях.

- Отношениях? Не было отношений, не было! Ох, мало я его ударил! Куда грязную лапу протянул, а?!

- Любите?

- Называйте так.

- Не ожидал.

- Почему это?

- Говорят, молодежь упростила эти отношения.

- Упростила? Десять тысяч лет никто упростить не смог, а мы на глазах у вас переиграли? Чушь собачья! Подонки треплются. Впрочем, я сам такой был. Пока не обжегся.

- Больно обожглись?

- Хоть кричи... Что делать? Ну, скажите, что делать? Вы же все знаете! А тут воды в рот наберете. И никто не скажет. Не любит она меня. И хорошо это. Если б полюбила, совсем бы запутались. При отце отвратительно, а теперь невозможно. Но не легче ж мне от этого! Крутился, паясничал, как шут гороховый. И все. Ничего больше не было. Да и не могло. Не знаете вы Марину.

- Трудно узнать человека за два дня.

- Может быть, и вообще невозможно. Никогда. До конца. Теперь особенно. Много ли людей сами себя знают?

Думаете, Марина за отца из расчета пошла? Любила она его по-своему, хотя не осознала себя, вот что. Час ее не подошел. А внутренне она человек. И меня поняла, наверняка поняла, что за поведением моим ненормальным, скоморошьим настоящее есть, поняла и то, что нельзя, и меня понять заставила. Как Татьяна, если хотите, если смеяться не будете.

- Не буду.

- Это хорошо. Вы хорошо говорили. Но не упростили мы ничего. Это неважно, что сейчас с девчонкой переспать легко... Смотря с какой опять-таки... Люди людьми остаются, и настоящих полно, хоть и циниками представляемся. А каждый надеется сквозь мишуру свет увидеть, не неоновый, настоящий. Да вы поглядите! Здорово-то как!

Мазин посмотрел туда, куда протянул руку Валерий, и увидел между деревьями взметнувшуюся над ущельем арку. Празднично яркие цвета солнечного спектра, неразъединимо переходя один в другой, перекинулись от хребта к хребту над речкой, лесом, снеговыми пиками, высоко и низко, так что вершина радуги трепетала там, где тянулись самолетные трассы, а основания упирались в видимые простым глазом расщелины.

- Хорошая примета, - заметил Мазин.

- Да вы смотрите, смотрите...

И Валерий улыбнулся Мазину, забыв на минуту тревоги, опасения, невеселые раздумья.

"После такой улыбки мне придется поверить всему, что он наговорил", подумал Игорь Николаевич, дожидаясь, пока художник вернется на грешную землю. И он вернулся.

- Что вам еще хотелось узнать?

И тут Мазин задал вопрос, который возник внезапно не только для Валерия, но и для него самого.

- У тебя есть паспорт?

- Паспорт?

- Ну, пусть не паспорт, любой документ, подтверждающий личность.

- Мою? Вы что?..

Валерий, как под гипнозом, вытащил затрепанную книжечку.

- Это удостоверение. Правда, карточка отвалилась.

- Фотография мне не нужна. Спасибо.

Мазин вернул удостоверение и рассмеялся.

- Я ж говорил, что радуга - хорошая примета. А теперь скажи, наконец, за что ты ударил пасечника?

Валерий, сбитый с толку "проверкой документов", не противился.

- Представьте мое состояние. Отец. Марина. Паташон. Все перепуталось. А тут является этот духобор с сивухой.