Павел Шестаков - Три дня в Дагезане

Игорь Николаевич наклонился над обрывом. Внизу катилась вода, пенилась, натыкаясь на изогнутый берег, поворачивала и убегала через лес, вниз по ущелью. Она не бурлила, да и было ее гораздо меньше, чем днем, но сейчас, ночью, темный поток пугал, отталкивал. Мазин осмотрел берег метр за метром. И не увидел ничего, кроме воды и камней.

Кушнарев тоже пересек луг.

- Куда же он девался?

- Мысли приходят мрачные. Обратного следа нет.

- Сумасшедший парень!

И Сосновский считал Валерия способным на отчаянное решение. Если они правы, нужно искать труп. Труп пораженного ужасом, сломленного, убившего себя преступника? Или очередной жертвы?

- Придется спуститься и поискать по течению.

Архитектор покачал головой.

- Не рано ли мы его похоронили, Игорь Николаевич? Человек молодой, полный сил. Задиристый, не меланхолик. Такие не склонны к самоубийству.

В словах Кушнарева слышалась разумная мысль. Вина Валерия не доказана, и самоубийство не больше чем гипотеза.

- Однако пройтись по речке, не замочив ног, ему не удалось бы.

Мазин еще раз оглядел "пейзаж в лунном свете". Что-то изменилось во втором плане. Со стороны леса двигалась неожиданная фигура.

- О-го-го! Игорь!

- Борис Михайлович, - узнал Кушнарев Сосновского.

- Я ищу тебя по всему поселку, - сказал запыхавшийся Борис.

- А мы ищем Валерия.

- Зачем?

- Чтобы узнать, как он переправляется через горные реки.

Сосновский вытаращил глаза.

- Да он сейчас через собственную кровать не переправится. Набрался как бегемот.

- Валерий?

- Кто ж еще!

- Где он?

- Дома. В спальне.

- Ты уверен?

- Еще бы. Он обложил меня такой руганью...

- Убедительно, - заметил Кушнарев.

- Реальнее, чем мистика со следами, - согласился Мазин с облегчением.

- Какими следами?

- Видишь? Уперлись в обрыв. А мы - в следы. Что скажешь?

- На самом берегу снега нет. Он спустился и вернулся берегом.

- Просто, как колумбово яйцо. Хотя спускаться крутовато, да и зачем?

- Спросишь у этого психа сам. Я с ним больше не имею никакого дела.

- Так обругал?

- Было...

- Через дверь обругал?

- Игорь, не поддавайся лунному гипнозу. Я видел его, даже пощупать мог, но чересчур несло сивухой. Парень так проспиртовался, что возле него курить опасно. Хоть табличку на трех языках вешай: "Ноу смокинг!"

- Почему он ушел из хижины? Он был здесь недавно.

- Я знаю. Он сказал.

- Что?

- Полностью процитировать не могу, но, исключив нецензурные выражения, приблизительно так: убирайтесь, прокурор, я не в настроении и сильно пьян. И готов отстаивать свое одиночество вплоть до применения физической силы. В хижине мне... забыл точные слова... Смысл - не нравится. Поэтому он пришел домой, и из спальни его никто не вытащит.

- Ясно. Побеседовать с ним не удастся. Остаемся на точке замерзания. Зачем ты искал меня?

- Не понимаешь? Нырнул и исчез. Я беспокоился о тебе.

- Борис, я тронут. Предлагаю вернуться маршрутом Валерия. Пойдемте вдоль речки.

Мазин не хитрил, он не собирался осматривать берег. И он не знал, что увидят они всего в ста метрах от места, где оборвались следы, ему и в голову не приходило, кого они увидят.

На отмели под обрывом в напряженной позе изготовившегося к старту бегуна лежал человек. Голова его находилась в реке, шапку снесло, и почти успокоившаяся вода скользила по редко поросшему черепу, а согнутая нога в новом резиновом сапоге ярко блестела в лунном свете. Другая нога, разутая, в носке домашней вязки, зацепилась за выступивший из песка камень.

Секунду или минуту все молчали.

- Демьяныч? - спросил Сосновский.

Мазин спустился по скользкому склону, придерживаясь за обнаженные, мокрые и холодные корни. Непромерзшая глина предательски уходила из-под ног, но он не упал. Он подошел к трупу и глянул в его лицо. На отмели лежал мертвый пасечник.

Следом скатился Борис и остановился, стряхивая комья грязи с колена.

- Я ошеломлен, Игорь... Кто его сюда?.. Как?..

Мазин не ответил. Все, что с трудом выкапывал он из хаотического нагромождения несопоставимых фактов, оказалось ненужным, ошибочным. Он испытывал чувство человека, сбитого с ног неотразимым ударом, хотя и стоял, и внешне спокойно рассматривал залитый холодным, издевательским светом труп, похожий на перевернутую скульптуру спортсмена, какие любили устанавливать в парках культуры двадцать-тридцать лет назад.

"Предположим, он пришел в хижину повидать Валерия. Не застал его... Пошел и бросился в реку? Глупо. Пойти и броситься в реку мог любой, кроме Демьяныча. И бросить в реку могли любого, кроме него! Так ты думал. И вот смотри, пожалуйста. Он лежит рядом. Мертвый!"