Валерий Махов - Вне закона

– Что за пещерные понятия?! – ругалась она с мамой. – Он мне совсем не нравится.

– Тебе никто не нравится, – резонно успокаивала ее мать. – Ну и что, что старше? Зато прокурор. А они, как известно, не каждый день женятся. Обеспеченный. Перспективный. А уж как любит тебя, так и не передать.

– Это он, мама, вас с отцом любит. И, действуя через вас, как через дрессированных троянских коней, ведет осаду неприступной для него крепости, – беззлобно, но устало комментировала Лера эту вялотекущую шизофреническую любовь.

– Лера, замуж – не на войну. Супружеский долг – не интернациональный. Его можно и не отдавать вовсе или отдавать с процентами. Все будет зависеть только от тебя, – увещевала мудрая мать.

Лера уступила. И странное дело, она ни разу не пожалела о своем решении. Эдуард Игоревич был человеком умным, волевым и перспективным. За пять лет брака они ни разу не поссорились. Он быстро продвигался по карьерной лестнице. Она быстро становилась светской львицей. И тут появился Андрей! Вначале Лера просто поддалась его обаянию и напору. Потом усилием воли оборвала эту связь, и не столько из-за боязни перед мужем, сколько из-за нежелания причинять ему боль, а себе разочарование… Потом позвонила сама и сказала, чтобы этот чертов опер срочно приехал… так как жить без него не может! А дальше… Дальше все по накатанной классической дорожке. «Нет повести печальнее на свете…», «Все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная несчастлива по-своему…» и т. д. «Ну, где же этот чертов опер?! Вечно опаздывает. Надо с этим кончать!»

Начало смутных 90-х ознаменовалось в городе серьезной борьбой бандитов черной и красной масти. Менты всерьез взялись за так называемую оргпреступность. В Киевском райсуде судили бригаду Испанца, а в областном слушалось так называемое «ленинградское» дело. Скамья подсудимых не вмещала всех арестованных по этому делу. В Киев доложили, что вся оргпреступность города сидит на скамье подсудимых. Так оно практически и было.

Туман дружил и с Испанцем, и со многими, кто проходил по «ленинградскому» делу. Он бегал с торбами, разрываясь между Киевским и областным судом. Однажды ему удалось заинтересовать и привезти в Киевский суд самого популярного и смелого на тот момент в городе журналиста Сережу Потимкова.

Само появление в зале свободного и принципиального журналиста заставляло судей внимательнее относиться к делу и прислушиваться не только к аргументам прокуратуры, но и к доводам защиты. После чего в газете «Миллион», созданной на деньги Тумана, ему удалось под псевдонимом «Задунайский» напечатать небольшой материал о «ленинградском» деле. В статье он мягко и ненавязчиво успокаивал обывателя, аргументируя свою позицию тем, что если преступники и убивали друг друга, то это не более чем естественный отбор. Честным людям от этого только легче дышать стало. Да и вообще, нужно доказать, что они преступники, а то суд еще идет, а все уже кричат: «Преступники, преступники!..». «В правовом государстве, – писал никому не известный, но справедливый журналист Задунайский, – называть людей преступниками может только суд».

Вышедшая статья наделала много шума, и газету пришлось закрыть. Но даже эта маленькая статья принесла большую пользу… И когда в 92-м самого Тумана арестовали, первым, кого он встретил в «воронке», был Испанец. И он тут же доказал Игорю свою дружбу, ибо спас ему жизнь. Дело в том, что стояла страшная июньская жара. Игоря везли из ИВС в тюрьму. Машина спецназа объезжала все суды города и забирала осужденных и судимых зеков, чтобы отвезти в тюрьму. Увидев смертельно бледного Тумана, Испанец, узнав, что у Игоря сердечный приступ, обратился к начконвоя:

– Слышь, командир, тут у моего кента сердечный приступ. Так что давай без остановок, по зеленой, прямо на тюрьму!

– Ты что, Володя?! – взмолился лейтенант, – мне еще четыре суда объехать надо!

– Ты, наверно, не понял! Я сказал: быстро на тюрьму! Или я сейчас этот тазик набок уложу!

При этом по команде Испанца несколько зеков принялись сильно раскачивать кузов автозака. Машину стало кренить и бросать из стороны в сторону. Лейтенант, испугавшись, побледнел сильнее Тумана и громко заорал срывающимся бабьим фальцетом:

– Понял! Понял! На тюрьму, так на тюрьму. Сразу бы и сказал.

И автозак, включив форсаж, лихо домчал Тумана до тюремной больницы. Так Испанец спас Туману жизнь. А вот свою не сберег… Царство ему небесное.