Элизабет Питерс - Кольцо из Камелота

Страх утомляет. Теперь понятно, почему загнанный человек может вдруг остановиться и отдать себя в руки преследователей, даже если поимка грозит ему смертью. В ее случае страх усиливается от неизвестности. Она не знает, почему ей угрожают, и, значит, не представляет, как защищаться.

Когда теперь она припоминает случившееся, события становятся на свои места, и возникает картина, которая не складывалась перед глазами, пока не произошел ключевой инцидент, придавший всему смысл. Но на картине выстраивается только последовательность событий. Мотив до сих пор скрыт.

Но у нее уже нет сомнений, что человек, схвативший в Саутгемптоне ее чемодан, сделал это не по ошибке. Это был первый звонок. Она отвернулась на одну секундочку, чтобы подозвать такси. Два больших ее чемодана были отправлены — это устроили на пароходе, так что, пройдя таможню, она просто вынесла из здания один оставшийся чемоданчик и остановилась на улице, озираясь в поисках транспорта. Мимо нее прошмыгнул человек — всего лишь один из многих, — возле набережной собралась толпа, люди шли на посадку и сходили с корабля, провожали и встречали друзей. Заполучив такси, она глянула под ноги, увидела, что чемоданчик исчез, и первым делом предположила, что его кто-то задел на ходу, свалил или отшвырнул в сторону. Если бы случайно она не посмотрела в нужном направлении, если бы на углу чемоданчика не было длинной рваной царапины, по которой его безошибочно можно узнать, если бы в нужный момент не подоспел полисмен, услышавший ее крик: «Эй, мистер, минутку, постойте, это мой чемодан...»

Человек отреагировал совершенно естественно. Он оглянулся через плечо, небрежно, как и следует, когда столько народу окликает друг друга, словно совсем и не думал, что она обращается к нему, а просто посмотрел на всякий случай. Но его деланно небрежный взгляд упал именно на нее — и на высокую фигуру в синей полицейской форме позади нее. Он тут же вернулся и принес извинения. Как она могла догадаться, что в этом инциденте кроется тайный смысл? Она сама по рассеянности не раз совершала такие же идиотские поступки.

Джесс не стала раздумывать над случившимся ни секунды и не обратила особого внимания на предполагаемого воришку. Она приметила усы только потому, что не приметить их было нельзя — огромные, темные, пышные. Усы успешно скрадывали черты лица. Мужчина был выше ее ростом — но таковыми оказывались практически все мужчины. Среднего веса, среднего сложения, вообще средний, включая голос. Она услышала только какую-то фразу, пробормотанную с акцентом, который американцы считают оксфордским, и с хрипотцой, которую можно было счесть случайной.

Возможно, инцидент этот невольно отразился на настроении Джесс, ибо Саутгемптон ее разочаровал. Клерк в отеле оказался высокомерным, стоимость номера — выше, чем обещали в бюро путешествий, а комнаты не были готовы к ее приезду.

Для ленча было слишком поздно, для чая — слишком рано, так что Джесс оставила чемоданчик у стойки администратора отеля и пошла прогуляться. К этому времени ее настроение испортилось настолько, что она презрительно усмехнулась над Изумрудным городом и решила, что Саутгемптон — далеко не самое живописное в Англии место. Она заблудилась и натрудила ноги до боли. Вернувшись в отель, она обнаружила, что комнаты приготовлены, но удовлетворение от этого факта немедленно улетучилось, когда она поняла, что чемоданчик обыскивали.

Обыск проделали основательно и откровенно грубо. Содержимое чемоданчика выглядело так, словно его перемешали ложкой, а тюбик с зубной пастой пропал. Она нашла его в ванной растоптанным на полу, а содержимое длинной белой змейкой извивалось в раковине.

Человек постарше и поувереннее позвонил бы менеджеру и пожаловался. Джессика не отличалась робостью, но была еще слишком молода, чтобы бояться показаться смешной. К чему поднимать шум из-за тюбика пасты? Остальное осталось нетронутым, даже единственная стоящая драгоценность — нитка искусственного жемчуга, принадлежавшая ее матери. Позже она сделала два телефонных звонка, отправилась на автобусную станцию и села на последний вечерний автобус до Солсбери. В самом деле, твердила она себе, в Саутгемптоне нет ничего интересного, а сейчас можно успеть на воскресную службу в один из знаменитейших английских соборов.

Автобус представлял собой сверкающее современное чудовище, экспресс, высокомерно перегонявший зеленые автобусики местных линий. Отель был наполовину деревянный, до середины темный, от середины белый, прямо из елизаветинской эпохи [4]; улыбающаяся дежурная любезно доставила поздний ужин — яичницу с толстыми кусками бекона, горячие пышки и огромную чашку чаю со сливками, лимоном и коричневым сахаром. Джесс улеглась в постель в состоянии постыдного самодовольства, поздравляя себя с таким решением.