Элизабет Питерс - Тайна Нефертити

— Я думала, ты придерживаешься самых что ни на есть либеральных взглядов, — съязвила она. — Ты что, не советуешь мне опускаться до общения с туземцами?

— Бог мой, «с туземцами»! Я хочу сказать, чтобы ты не имела дела ни с кем — ни с черными, ни с коричневыми, ни с розовыми в крапинку. Твой отец убьет тебя, если увидит, как ты очаровываешь Хассана.

Ди неожиданно сильно побледнела.

— Силы небесные! — воскликнула я. — Детка, я только пошутила. Я не собираюсь ни о чем доносить твоему отцу, если ты этого боишься. Но этот крысенок Хассан действительно опасен. Он порочен и лжив. Держись от него подальше.

— Может, с Майком мне будет безопаснее?

— Может, и будет.

— Когда ты собираешься домой, Алфея?

— Зови меня Томми, — сказала я хмуро. — Пока не знаю. Возможно, прямо сейчас. Ты намекаешь на то, что мне пора убираться?

— Нет. Мне просто интересно... Ты влюблена в Майка?

— Все влюблены в Майка. Почему бы тебе не прибрать его к рукам? Твой папочка будет рад, если ты выйдешь замуж за археолога.

— Ты шутишь? Хотя можно рассмотреть кандидатуру Майка. Он такой интересный мужчина. Но... по шесть месяцев в году торчать в этом занюханном Луксоре! Я свихнусь. Можешь забирать Майка себе.

— А с чего ты решила, что я не свихнусь в этой дыре? — возмутилась я, задетая за живое.

— Ты ее любишь, — заявила Ди с уверенностью, которая потрясла меня до подошв моих кроссовок на резиновом ходу. — Это было понятно, как только ты спустилась с трапа самолета.

Я уставилась на пятно солнечного света у меня между ступнями, похожее на лужицу янтарного вина.

— А ты-то почему не едешь домой? — спросила я. — Тебе это место совсем не нравится, к тому же сидеть здесь с твоим гипсом мало радости.

— Может, уеду.

Голос Ди был таким странным, что я с удивлением вскинула на нее глаза. Она отрешенно смотрела на усыпанные белыми цветами ветки жасмина у глинобитной стены.

— Не знаю, что мне делать, — сказала она словно самой себе.

— Может, твой отец не понимает, как для тебя мучительно пребывание здесь. Он сам не свой от идеи найти гробницу...

— А что это ему даст, если ее найдут?

— Не думаю, что они ее когда-нибудь найдут.

Я взбаламутила маленькую лужицу солнечного света носком кроссовки и наблюдала, как она задрожала и выплеснулась, почти как настоящая вода, через мою ногу.

— А если найдут, это будет означать много денег, да?

— Дело не в деньгах, дело в славе, — ответила я рассеянно. — Или в чем-то еще. Не знаю, как тебе объяснить, это только какой-нибудь сумасшедший археолог может понять.

— Она вроде гробницы того мальчика-царя, как бишь его?..

— Тутанхамона? Они думают, еще богаче.

— И есть люди, которые платят деньги за такую ерунду?

— Да, есть люди, которые платят за такую ерунду, — сказала я, внимательно глядя на нее. Она была гораздо больше увлечена археологией, чем хотела показать, и я гадала, не имеет ли эта неожиданная жажда знаний связи с тем, что Майк «такой интересный». — Много-много денег. Ворованные предметы старины не сбывают через обычных скупщиков краденого, но всегда найдется покупатель, если знать рынок.

— Я поняла. — Ди оперлась на костыли и встала. — Пока. Пойду вздремну перед обедом.

Дурные предчувствия владели мной, когда я смотрела, как среди деревьев мелькает розовый подол, испачканный зелеными пятнами. Для такой испорченной особы, как я, их происхождение было совершенно очевидно. Я только надеялась, что папаша ее не застукает. Вдруг под внешним благодушием Блоча скрывается взрывной темперамент?

Моя только что возникшая теория была почти тотчас же поколеблена. Ворота распахнулись, и по тропинке прошел Майк, так чем-то озабоченный, что даже не взглянул в мою сторону. Майк, оказывается, тоже выходил за ворота прогуляться, вот ведь какое совпадение. В конце концов, это может быть вовсе и не Хассан.

Последующие дни должны были явиться своего рода разрядкой после накала страстей, вызванных серьезной неудачей, едва не обернувшейся трагедией. Они были небогаты событиями и скучны — унылая череда невыносимо знойных полдней, приходивших на смену жарким утрам без находок. Однако атмосфера в институте не только не разрядилась, а, наоборот, стала еще более напряженной. Ди была чем-то очень обеспокоена. Я догадывалась об одной из причин, но интрижки, пусть даже с Хассаном, было, пожалуй, маловато для того, чтобы довести ее нервы до такого состояния. Каждый раз, когда кто-то заговаривал с ней, она вздрагивала и большую часть времени пребывала в мрачном молчании, о чем-то напряженно размышляя.