Юлия Павлова - Финт покойной тети

Надо настроиться и понять, чего мне хочется больше всего? В прошлом году мне больше всего хотелось длинную норковую шубу. Как у Кати. У меня была черная синтетическая на холода, но ей было столько же лет, сколько моей бабушке, был полушубок из норки, но опять же с Катиного плеча, и если ей он прикрывал бедра, то мне едва прикрывал… зад. В мороз очень чувствовалось. Но теперь у меня две шубы, два плаща и три пальто. Главное, поменьше есть и постараться их на себе застегнуть… Тут я вспомнила сегодняшнюю курицу и кусок хлеба к ней. Черт! Опять забыла про раздельное питание.

Так, продолжаем шоу по выбору желания. Все тряпки, о которых мечтали я, мои знакомые, знакомые моих знакомых или, например, целые женские коллективы цехов и контор, у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти Леонид, который периодически и приходил ко мне за этим, когда мама уезжала к папе «обсудить кое-что важное». Но как любимый человек Леонид восприниматься не может, так как он невзрачен, много выпивает за вечер и в постели думает только о себе.

Пока на горизонте нет подходящих кандидатур, а Леонардо Ди Каприо и так слишком занят любовницами, подумаем, чего же я хочу еще… Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно сделать за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счету, моего многострадального колена. А на сколько тянет такая услуга? С микрохирургией, наращиванием сухожилий и костной ткани? Тысяч на двадцать. Что из этого следует? А то, что хватит сидеть сложа руки, пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по двадцать, десять, пять и одному доллару, то и это неплохо, я согласна и на восемнадцать тысяч.

Я вспомнила вчерашнего парня. Скорее всего его личность уже установили… Думать о нем было тяжело. И, взяв жестовский поднос, я пошла в спальню за цветами.

Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла обратно с тяжелым подносом, стараясь не упасть, запнувшись о ворс ковра, и не уронить скользящие по подносу горшки. А они вполне могли навернуться от моей неровной походки.

Поставив цветы на стол, я схватила трубку. Это опять звонила Мила. Она, понизив голос и прикрывая рот ладонью, начала рассказывать мне о пользе регулярной половой жизни для женщины в любом возрасте. Я с ней согласилась коротким: «Ну?», и Мила попросилась ко мне в гости вечером вместе со своим воздыханным Шурочкой. Для набивания себе цены я выдержала ее монолог о ценности человеческого общения еще минуту и согласилась принять сегодня в новой квартире Милу и Шуру. Она замялась на секунду:

— А Леонид?

— Что Леонид?

— Шурка без него может отказаться.

— Ну и черт с ним, посидим вдвоем. Мне тебе надо многое рассказать.

— Настя! В отличие от тебя, я не фригидная эгоистка. Я с ним трахаться хочу!

Мила это заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих ее дам в консервативной редакции технического издательства. Издательство практически разорилось, но женщины ходили на работу с упорством Сизифа. Мне стало жалко Милу, которая не могла привести Шуру к себе домой. Там, как и у нас, тоже были две проходные комнаты, активнейшая Милкина мать, толстая кошка Мусяка, но еще и пятилетний сын Милы — Вовочка. Со скуки не помрешь.

— Ладно, часам к семи подгребай со всей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол. Это будет как новоселье и как поминки по моей любимой Кате одновременно.

— Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!

Пока я не поступила с подачи Кати в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России — это моя мамочка, но после посещения квартиры Милы еще на первом курсе я поняла, как ошибалась. Милина мама при обсуждении качества купленного сегодня мяса, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели. При этом «семейном» разговоре бывалые отделочники у соседей перестали долбить стену, испугавшись и прислушиваясь к звукам, напоминающим перебранку пароходов, но, видимо, соседи их успокоили, и они продолжили дальше вгрызаться в дрожащую стену.

Мила тоже не отличалась скромностью при изложении своих мыслей. В институте ее было слышно в обоих концах длиннейших коридоров. Иногда ей удавалось говорить тихо, часто это происходило на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.