Олег Шмелев - Скатерть на траве

- Или я ошибаюсь, или Александр Антонович утонул не сам, - наконец вяло, как прежде, произнес Коротков.

- Совершенно верно, - подтвердил Журавлев.

Коротков поглядел на Синельникова, не обратив никакого внимания на Журавлева.

- Думаете, утопил его я?

- А вы как думаете? - не смягчая тона, спросил Синельников.

- Зачем вы мне даете это читать?

- Для информации.

- Напрасно стараетесь. Никого я не топил. А вам утопленника повесить не на кого.

- Вы, Коротков, наглее, чем я считал. И слову своему не хозяин. Мы же договаривались, что вы из города надолго отлучаться не будете, а поехали в Москву. Смотрите, как бы не пришлось ограничить сферу вашего передвижения.

Коротков скривил губы.

- Уже и так ограничили.

- Повторяю вопрос: кто надрезал шланги?

- Хулиганы какие-то, наверно.

- В таком случае сообщу вам еще кое-что, также для информации. Александр Антонович называл вас своим "Отделом кадров", а вы его бесстыдно обманывали.

- Каким образом?

- Например, Румеров и Максимов дали вам по шестьсот рублей, а вы Александру Антоновичу отдали по четыреста. Или я опять на вас зря вешаю?

Коротков молчал, и Синельников продолжил:

- Не припомните ли вы, сколько получили от толкача из колхоза "Золотая балка" и от садового кооператива и сколько передали Перфильеву?

Коротков молчал.

- Однажды, - продолжал Синельников, - толкач дал вам две тысячи девятьсот рублей. Александр Антонович получил из них девятьсот. Куда девались остальные? Себе взяли?

Коротков все еще молчал.

- Так вы слишком много сами на себя навешаете. Тяжело нести. Поделитесь с Казалинским Артуром Георгиевичем. Легче станет.

Коротков держал в правой руке акт судебно-медицинской экспертизы, и при упоминании имени Казалинского рука его непроизвольно сжалась, скомкав угол листа. Синельников осторожно высвободил лист, положил в папку и сказал:

- Один мой коллега любит выражение "как из мохнатого одеяла". Я вам вытряхнул все именно как из мохнатого одеяла. По-прежнему будете молчать?

Коротков пошевелил пальцами левой, сломанной руки, заключенной в гипс, и застонал. Может быть, хотел дать понять, что этот разговор его измучил. Журавлев сказал:

- Если вам плохо или вы устали, мы можем уйти. Отдохните, после продолжим.

- Чего уж там, - как бы даже снисходительно возразил Коротков. - Давайте все к разу.

-Так и запишем. - Синельников сел за стол, стоявший в углу, у двери, ведущей в комнату, где проявляются рентгеновские снимки, и вынул из папки несколько синеватых разлинованных листов. - Относительно Перфильева отвечать будете?

- Не надо, товарищ Синельников, все равно не подловите, - тем же тоном сказал Короткое.

Синельников и сам знал, что тут пустой номер, он сделал эту попытку просто на всякий случай.

- Хорошо, пусть Перфильев останется на вашей совести. Кто мог надрезать шланги?

- Например, Казалинский.

- Отвечайте точдо на вопросы. Почему "например"? Мог бы и еще кто-нибудь?

- Ну Казалидский,

- Это покушение на жизнь. Каковы мотивы? Почему он покушался?

- А это вы у него спросите.

- Вам мотивы неизвестны?

- Пока нет.

- Вы друзья?

- Можно считать и так.

- В каких отношениях были Перфильев и Казалинский?

- В деловых. Водку вместе не пили.

- С кем вы познакомились раньше - с Перфильевым или с Казалинским? - задал вопрос Журавлев.

- Приблизительно в одно время.

- А именно?

- Три года назад.

- Все-таки с кем раньше?

Коротков помолчал, словно бы взвешивая значение этого вопроса, и, кажется, не сочтя его серьезным, ответил:

- Ну, предположим, с Казалинским. Какая разница. - Синельников записал, посмотрел на Журавлева.

- У тебя все? - И обратился к Короткову: - Вам Перфильев дал прозвище "Отдел кадров". Кого он звал Клешней?

- Казалинского.

Все, что надо было установить срочно, они установили. Синельников слова посмотрел на Журавлева, подмигнул ему, положил листы протокола на папку, подошел к кровати.

- Прочтите и подпишите.

Коротков взял протянутую шариковую ручку.

- Я вам доверяю, товарищ Синельников. - Он подписал протокол, не читая.

- На сегодня хватит, - сказал Журавлев. - Поправляйтесь, мы еще поговорим.

Они вышли из больницы.

- Да, ножичек нужен позарез, - задумчиво сказал Журавлев, сам не замечая, что сострил, хотя и не совсем умело.

Это получилось смешно, но Синельников скрыл улыбку. Он относился к Журавлеву с уважением, и не по той только причине, что был лет на пятнадцать моложе. Журавлев был добрый человек и принадлежал к тому немногочисленному племени людей, над которыми легко подшутить и которые готовы поверить самой невероятной небылице.