Инна Бачинская - Две половинки райского яблока

Я осторожно положила трубку на столик и тупо уставилась на нее. Оттуда журчал голос Жоры. Он просил меня о чем-то, но слов было не разобрать. Мне хотелось заорать, швырнуть на пол трубку, заплакать… Девочка по вызову из Банковского союза! Обслуживает на дому в любое время дня и ночи, причем бесплатно. Может поговорить о литературе и кино, причем на трех иностранных языках.

Черт бы тебя подрал, Жора! Я тебя ненавижу! Ты, Жора, хорошо усвоил искусство брать, ничего не давая взамен. Ты ловко устроился, Жора. Любая женщина сходит с ума от радости, стоит тебе, Жора, только взглянуть на нее. Ты такой тонкий, Жора, такой эрудированный, такой начитанный. Тебе есть что сказать, Жора, когда ты смотришь фильмы Альмодовара или этого… югослава, как его? И то, что ты говоришь, всегда красиво и умно. Ты читал Дэна Брауна, Жора, одним из первых, в оригинале, ты знаешь, кто такой Перес-Реверте… Ты… ты…

Какой ты все-таки гад, Жора!

Что же мне делать, Жора?

Как мне жить без тебя, Жора?

Я осторожно положила трубку. Телефон сразу же снова зазвонил, но я не стала отвечать…

Я решительно надавила пальцем на красную кнопку звонка двадцатой квартиры, намереваясь доискаться правды о Володе Маркелове. За дверью царило молчание. Я еще раз ткнула пальцем в звонок.

– Кто там? – спросил из-за двери настороженный женский голос.

– Извините, – поспешила я успокоить обладательницу голоса. – Я ваша соседка из двадцать четвертой квартиры. Мне нужен Володя Маркелов. По делу, – прибавила я на всякий случай.

– Кто? – переспросили из-за двери.

– Владимир Маркелов, – повторила я. – Программист!

Дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась. В щель была видна дамская голова в розовых бигудях.

– Кто? – снова спросила голова.

– Владимир Маркелов, – снова ответила я.

– Какой Владимир Маркелов? – спросила голова.

– Из двадцатой квартиры, – объяснила я.

– Мы двадцатая квартира, – сказала голова. Как будто я сама не знала, что это двадцатая квартира. – У нас таких нет.

– Как нет?

– Вот так. Нет тут никакого программиста, – повторила голова. – Может, в двадцать первой или двадцать второй. А у нас нет. Вы, девушка, спросите лучше у них. Может, у них есть. А у нас нет. Да мы вообще сами недавно переехали, никого еще не знаем…

– Извините, – сказала я и, озадаченная, пошла к лифту. Голова в бигудях смотрела мне вслед.

В двенадцать ровно я вошла в вестибюль «Хилтон-Ист». Аррьета уже ожидала меня. Она была в короткой рыжеватой собольей шубке, широких брюках и изящных ботинках. Выглядела Аррьета не наилучшим образом, видимо, плохо спала. Но, несмотря на бессонную ночь, несмотря на возраст – а было ей, по моим подсчетам, около пятидесяти, – несмотря на морщинки вокруг глаз и рта, была Аррьета удивительно красивой женщиной. Прекрасные черные глаза, тонкий нос с горбинкой, изумительной формы рот…

– Доброе утро, Натали, – сказала Аррьета. – Давайте пойдем пешком, если вы не против. Хочется пройтись, погода прекрасная.

Мы шли, а мужчины оглядывались нам вслед. И, можете мне поверить, смотрели они не на меня.

– А у вас есть друг, Натали? – спросил Аррьета после продолжительного молчания. – Я имею в виду, бойфренд?

– Есть, – ответила я с сомнением.

– Вы его любите?

– Люблю… наверное.

– Это хорошо, – вздохнула Аррьета. – Это… счастье! Когда любят…

– Он меня бросил, – сообщила я.

– Как – бросил? – Аррьета остановилась и повернулась ко мне, в результате чего мы перегородили тротуар, и прохожие стали обтекать нас, цепляя боками. – Как – бросил? Вы такая славная девочка, Натали! Не может быть! Почему? Что случилось?

– Он женится на другой. Свадьба через две недели.

– Какой ужас! – вскричала Аррьета, хватая меня за руку. – Какое несчастье! Что же теперь делать?

Я пожала плечами:

– А что ж тут можно сделать?

– Без любви нельзя! Лучше смерть! – Она сказала это так страстно, так сверкнула черными очами, что я вдруг подумала: у Аррьеты ничего в жизни больше нет, одна любовь. Ни детей, ни семьи, ни работы, ни подруг. Одна любовь… И если любовь проходит, то остается только смерть. Слава богу, мне нужно зарабатывать на хлеб насущный, что ослабляет горечь от предательства Жоры. Слава богу, у меня есть Татьяна…

Словно забыв обо мне, глубоко задумавшись, Аррьета шла вдоль улицы своей изящной танцующей походкой. Я шла рядом, стараясь не отставать. Встречные мужчины обламывали глаза об Аррьету. И только потом переводили взгляд на меня, любопытствуя, кто идет рядом с таким чудом.