Энн Грэнджер: Убийство в приличном обществе

— А что? Что сегодня такого особенного?

Бен не сразу, но все же рассказал о встрече с девушкой на мосту.

— Это вовсе не значит, что с Бесси непременно случилось что-то плохое, просто мне не нравится, что ее так долго нет.

— Какой ужас! — встревожилась я. — Но правда ли это? Ты поверил той девушке? Я имею в виду — насчет призрака в саване.

— Понимаю, это звучит странно, — ответил Бен, помолчав, — но она клянется, что его видели многие ее товарки, которые занимаются своим ремеслом у реки. По ее словам, одна девушка видела его лицо. — Он досадливо покачал головой. — Хотелось бы мне найти ту девушку и выяснить приметы «призрака»! Здесь важна любая мелочь! Но вначале мне нужно разыскать Дейзи Смит, если, конечно, это ее настоящее имя, и выяснить, как зовут девушку, которая мельком видела Речного Духа. Правда, я и о самой Дейзи почти ничего не знаю… кроме того, что она носит шляпку с перьями.

Я заметила, как при свете лампы на лацкане пальто Бена что-то блеснуло. Я осторожно сняла с его пальто ярко-рыжий, почти красный волосок.

— Одно нам известно, — сказала я. — Она рыжая!

Бен пробурчал что-то неразборчивое, забрал у меня волосок, подошел к бюро в гостиной, где мы держим принадлежности для письма, и, достав чистый лист бумаги, свернул его в подобие пакетика. Затем он положил туда волосок, подписал пакетик: «Дейзи Смит» — и поставил дату.

— Сохраняете вещественное доказательство, инспектор Росс? — с улыбкой спросила я.

— Пока у нас нет преступления, — ответил он. — Но вполне может быть, что оно совершится.

Мягко щелкнул замок на двери черного хода.

Мы оба бросились в кухню и увидели Бесси, еще в шляпке и шали, которая крепко держала в руке корзинку с яблоками.

Мы хором спросили, где она пропадала.

— Заблудилась в тумане, миссис! — вскинулась Бесси. — Идти пришлось дольше, чем я думала.

— Но тебя не было целый час! — Я хотела взять у нее корзинку, но ей не хотелось выпускать ее из рук, и вскоре я увидела, в чем дело. — Это еще что такое? — Из-под яблок я достала пачку листовок. — «Берегись крепких напитков!» — прочитала я вслух. — Бесси, ну-ка, признавайся, что это такое? Откуда они у тебя?

Бесси вздохнула с самым несчастным видом. Но врать она не умела.

— До зеленщика я добежала очень быстро и подумала, что у меня хватит времени пройти еще немножко и взять эти листовки из молитвенного дома. На прошлой неделе мистер Фосетт говорил, что в субботу листовки принесут от печатника. Он просил нас после завтрашнего собрания распространить листовки на улице. Вот я и решила не ждать до завтра, а зайти за листовками заранее, чтобы распространить их пораньше.

— Распространить?! — вскричала я. — Неужели мистер Фосетт хочет, чтобы ты стояла на улице и раздавала листовки прохожим?

— Нет-нет, — серьезно ответила Бесси. — Мне нужно раздавать их только знакомым и всем рассказывать о воздержании.

— Не знаю, как там насчет воздержания, — вмешался Бен, — но, если в кладовке найдется бутылка портера, я выпью ее на ужин.

— Ах ты господи, Бесси! Ужин! — всполошилась я. — Пора готовить еду! Бесси, сейчас у меня нет времени обсуждать твои дела, но потом мы поговорим.

— Да, миссис, — с несчастным видом ответила Бесси.

— Что ты намерена делать? — спросил Бен позже, наслаждаясь свиными отбивными.

В камине весело горел огонь; пламя отражалось от медных каминных приборов и решетки. Зрелище успокаивало душу.

— В чем-то и я сама виновата, — сказала я. — Надо было сразу выяснить, что за собрания она посещает. Мне казалось, они только распевают гимны и слушают проповеди преподобного Фосетта о воздержании. Знаешь что? Пожалуй, схожу-ка я завтра туда вместе с Бесси, познакомлюсь с проповедником и запрещу ему привлекать Бесси к распространению листовок!

— Что ж, верно, — заметил Бен, выливая в стакан остатки портера.

— Бен, — спросила я, — ты в самом деле любишь кислые яблоки для запекания?

— Конечно, — ответил мой муж, — с самого детства.

Когда на следующее утро мы с Бесси вышли из дому, Бен дремал у камина. Вчерашний туман рассеялся бесследно, хотя каминные трубы изрыгали серые клубы дыма, который нависал над улицами. Народу на улицах было меньше, чем в будние дни. Немногие прохожие были одеты в лучшую одежду. Правда, по мостовой носились и стайки уличных детей в лохмотьях. Они окружали идущих в церковь и клянчили милостыню, полагая, что в такой день христианское милосердие велит добропорядочным гражданам расставаться с мелкими монетами.