Семён Данилюк - Как умереть легко

И всё-таки весть о приезде бывшего «важняка» лишила начальника следственного управления равновесия. В дверях приостановился. Не повернув головы, погрозил толстым пальцем в сторону Лукинова. — Заманскому ни под каким предлогом, никакой информации! Приехал хоронить, вот пусть и хоронит! Он вышел. — Пять лет прошло, а до сих пор дрейфит, — ухмыльнулся Брусничко. — Станешь дрейфить, когда с такой сволотой, как Заманский, столкнёшься, — неожиданно вступился за начальника следствия Радиченков. — Хоть меня возьми. Сколько из меня этот жидяра при осмотрах места происшествия крови попил! Чуть не так, начальству стучал. А не так, по-евонному, всякий раз выходило. Вроде, стараешься. А у него всё претензии. И то, что в иудейство своё отбыл, так по мне и слава Богу. Был бы патриот, разве б слинял? А так: раз Родина по фигу, то и катись. Не велика потеря.

Лукинов и Брусничко недобро переглянулись. Медик разлапистой походкой подошел к криминалисту.

Ухватив за пухлое плечо, рывком развернул.

— В хлебальник хошь? — задушевно поинтересовался он. — С чего это? — Радиченков перетрусил. О могучей силе старого врача рассказывали притчи. — С того, что патриот. Нынче что ни бездельник, то обязательно патриот. Штучных профессионалов выживают, а раздолбаи вроде тебя тихой сапой до пенсии проваландаются. Не сдержавшись, тряхнул так, что Радиченков клацнул зубами. — Покалечишь, облом! — закричал он в страхе. — Гляди, а то могу и рапорт! Кое-как вывернулся, обернулся за подмогой к Лукинову. — Не видел и не слышал, — отрубил тот неприязненно. — И вообще, забирай вещдоки и чтоб к завтрему все следы были обработаны. А то я тебя похлеще Заманского отбуцкаю. Радиченков нащупал портфель, с оскорбленным видом ретировался к лифту. Дождался, когда раскроются створки. — Надо же. Вроде, не евреи. А как нерусские! — почувствовав себя в безопасности, выкрикнул он, уже через закрывающуюся дверь. Из опустевшего коридора донёсся всхлип. Лукинов вышел. На табуреточке, под дверью, сидела, сгорбившись, ширококостная молодая женщина. Угрюмое выражение некрасивого лица и черный, накинутый на голову платок придавали ей скорбный, монашеский облик. — Ах, да! С тобой ещё! — спохватился следователь. — Валентина Матюхина? Ничего нового не скажешь? — Он всё для меня, для малыша моего… — не поднимая головы, выдохнула та. — И платил…Я на основной работе меньше получала. — Ладно. Запиши координаты и — свободна. Понадобишься — вызову, — Лукинов отпустил удручённую уборщицу. Вернувшись, увидел, что Брусничко извлёк из баула трехсотграммовую флягу со спиртом, разлил спиртное по золоченым коллекционным стопкам. — Работу, можно сказать, закончили, — он протянул стопку следователю. — Осталось вскрыть, сактировать и — в архив. Тут даже Заманскому не над чем будет поурчать. За него? — За него, — охотно согласился Лукинов. Выпил, продышался. — Я, Палыч, мудрые слова недавно услышал: историю пишут победители. Брусничко недоумённо отёр бороду. — Это я к тому делу скинхедов. Куличенок напортачил так, что поганой метлой гнать надо было, а его — в начальники подняли. А лучшего следака, который загубленное дело вытянул и раскрыл, из органов выдавили. И фамилию Заманского если и поминают, то ругательно. А случись наоборот, и окажись тогда наверху Заманский… — А мог оказаться наверху? — усмехнулся, наливая по второй, Брусничко. Лукинов сбился. Вопрос оказался в самую точку, будто игла в нерв угодила.

Самолёт летел в ночи. Дремали укрытые пледами пассажиры. Кто-то храпел — с посвистом и бульканьем. О тгородившись от внешнего мира наушниками, безмятежно подмурлыкивала плейеру Аська. Потом и она, ткнувшись головой в отцовское плечо, засопела. А вот к Заманскому сон не шёл.

Ещё пять лет назад он совершенно не помышлял об увольнении из органов и уж тем более — об отъезде из России. Всё произошло в одночасье.

В Привокзальном районе, в Нижней Китаевке, ночью, на стройке, ударом ножа был убит молодой узбек-гастарбайтер Хикмат Усманов. Страдающая бессонницей старушка видела, как в час ночи сосед по дому Бароничев в возбуждённом состоянии выбежал из подъезда и пошёл в сторону стройки, а полчаса спустя вернулся обратно. Была допрошена тридцатилетняя сожительница Бароничева, которая призналась, что состояла с Усмановым в интимной связи, о чём сожитель узнал и угрожал ей и любовнику расправой. Сам пятидесятилетний Иссак Бароничев подтвердил, что действительно после очередной ссоры с сожительницей вышел на улицу и минут сорок отсутствовал в квартире. Но ходил не на стройку, а в продуктовую палатку за ней, где можно было в ночное время купить выпивку. Причастность свою к убийству отрицал категорически. На молокозаводе, где Бароничев работал завпроизводством, его характеризовали, как спокойного, бесконфликтного человека. Изъятый в доме Бароничевых нож к раневому каналу убитого не подошёл. Других доказательств вины не было. Тем не менее Бароничев был арестован. Областным судом признан виновным в убийстве и осужден к десяти годам лишения свободы. Следователь Куличенок за оперативное раскрытие неочевидного тяжкого преступления был поощрён и повышен в должности.