Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет

— Вещи… Вещи, конечно, нужны. Без них не проживешь. Но не для всякого они на первом месте. Вещи — они штука безразличная. Главное, как ты к ним относишься. Если только они ослепляют в жизни, худо. Нет ее, жизни. — Она энергично взмахнула рукой. — Эх, сколько раз им говорила: зажирели вы тут. Нам, в Норильске, вот как нужны такие специалисты! Под Норильском в рудничном поселке директора фабрики-кухни отхватят с руками и ногами. Квартиру тут же в городе, оклад, работа интересная, золото добывают! Отпуск большой, коэффициент. Да разве их уговоришь! — заключила она не так напористо, как начала.

— Там то же самое, — сказал я. — Вернее, человек везде остается самим собой.

— Нет, у нас люди проще. Север… Да, не знала я, что так мои подружки изменились. А ведь в техникуме… — Она махнула устало. — Что теперь говорить!

— Кстати, насчет техникума. Какая там история с салом приключилась?

— С каким салом? — удивленно спросила Макарова.

— На втором курсе. Собрание устраивали. Хотели Чупихину исключить, — подсказал я.

— Ах, это! — Она смущенно заулыбалась. — Сейчас вспоминаю, смешно. Ой, глупые были! Виновата, собственно, я. — Я посмотрел на нее с удивлением. — Именно я. Заводилой была среди них. В нашей комнате жила еще одна девчонка. Катька. Жадная, каких свет не видывал. У нас же все общее. И еда, и чуть ли не вся одежда. А у нее на тумбочке замочек. Всегда ест без нас, все прячет. Ей с Украины присылали родители и сало, и яйца, и варенье. Да чего только не присылали! Надумали мы проучить Катьку. Признаюсь, мысль моя. Договорились так: я ее отвлеку в красном уголке, Валентина у дверей дежурит, а Томка попробует замок открыть. Так и сделали. А Катьке только что сало прислали. Мы его и реквизировали. Катька на следующий день шум подняла. Коменданта позвала, членов студкома. Сало-то Валентина к себе положила в чемодан… И главное, она отвалила кусок девчонкам соседней комнаты. Что делать? Валя поумней нас была. Говорит, что за групповщину влетит строже. И все на себя приняла. Мы-то девчонкам открылись, а директору не сказали. Вот Валя и пострадала одна.

— А косынка?

— Что косынка? — сказала Макарова сердито. — Косынку тоже хотели пришить. Раз сало стащила, значит, и косынка ее рук дело. Я-то знаю, какая Валька честная.

…Никто не мог предположить, какие результаты принесет приезд Макаровой в Зорянск, ее визит ко мне и следователю. Никто.

Через несколько дней возник в кабинете Чупихин. Именно возник.

Не снимая пальто, он вошел крупными шагами и, бухнувшись без приглашения на стул, коротко представился:

— Чупихин. Полюбуйтесь.

Его рука припечатала на столе передо мной листок бумаги.

«Вася! Я уехала совсем. После двенадцати лет жизни поняла, что была в доме одной из твоих вещей. Поток грязи, который обрушился на меня, тебя тронул только тем, что ты испугался за свое положение, за свои ВЕЩИ! Ругаю себя, что поступала низко и подло, и пошла на это ради тебя. Если другие ведут себя по-скотски, это не значит, что нужно быть такими же. Вернее, я не хочу быть такой, а почти стала. Мне жаль Николая. Я его люблю, как мать. Но не могу больше быть с ним после всего, что произошло».

Я отложил записку.

— Она считает низким и подлым сказать вам правду о человеке, который оболгал нас, смошенничал, разрушил семью! — произнес Чупихин грозно. — Сказать правду об этой торговке! О жулике!..

— Давайте будем говорить более корректно, — остановил я его.

— Я не хотел вмешиваться, — прохрипел он. Налил воды из графина, выпил и снова повторил: — Я не хотел вмешиваться. Но теперь я вмешаюсь. И поверьте, не ради своего положения! Валя ошибается. Я ее любил и люблю настоящей любовью. После того как я потерял первую жену, она умерла от болезни почек, я Валю оберегал как зеницу ока. Не было детей. Случается. Никогда не попрекал этим. Я ничем ее не попрекал. Я даже ради нее смирился с дружбой с этими, ну, с этими… — Он перехватил мой взгляд и обошелся без определений. — Более того, когда на нас, именно на нас, потому что я себя считал с Валей одним целым, обрушился поток грязи, как она пишет, я пытался найти какой-то выход. Дошел до того, что позвонил Бражникову, имя которого вызывает у меня теперь только омерзение, и хотел их образумить. И вот получил! Я всегда говорил Вале, что они завистники, злобные, низкие люди. И добром это не кончится. Пригрели на груди гадючье племя. Пусть я говорю не корректно. Я на это имею право! Более того, я сделаю все, чтобы вывести их на чистую воду. Судом, законом, конституцией!