Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет

Буквально на следующий день ко мне прорвалась Чупихина. Именно прорвалась. Воспользовавшись тем, что Вероника Савельевна отлучилась на минуту из приемной, жена директора Литвиновского тепличного хозяйства, презрев очередь, зашла в кабинет.

Я не знал об этом и принял ее, как обычно встречаю посетителей.

Валентина Федоровна — худенькая, небольшого роста. Не знаю почему, но такие люди — мужчины и женщины — вызывают у меня большое сострадание. Иной раз уже раскусишь его, знаешь, что перед тобой за птица, а ощущение жалости все равно копошится в душе. А уже если такой человек действительно нуждается и имеет право на помощь и защиту, мне кажется, и оказывают ее охотней, чем полным, цветущим гражданам. Или это мне только кажется.

— Я пришла к вам, товарищ прокурор, с обидой, — сказала Чупихина, усаживаясь напротив меня. — Прямо стыдно людям в глаза глядеть. Весь город говорит о том, будто я украла кольцо у Бражниковой. Ну ладно, обо мне пусть болтают, я переживу. А каково Василию Демидовичу? Руководитель большого предприятия областного подчинения, уважаемый человек. Прошу вас, оградите нас от клеветы.

Посетительница была расстроена. Очень. Носовой платочек в руке, в глазах чуть ли не слезы. Миловидная была Чупихина. Одета просто и, как говорят, со вкусом. В ушах Валентины Федоровны — сережки. С небольшими жемчужинами. Скорее всего, те, что покоились в хрустальной вазочке на трельяже вместе со злополучным кольцом.

— Валентина Федоровна, — сказал я спокойно, — как вы сами понимаете, от нас никаких слухов исходить не может.

— Я не виню следователя ни в коем случае! — воскликнула она. — Пускай разбирается, потому что если уж кому будет плохо, когда все выяснится, то не вам.

— Кто же, по вашему мнению, клевещет?

— Вы, наверное, догадываетесь?

— Нет, — намеренно твердо произнес я.

— Это же понятно каждому — Тамарка. Я у нее как бельмо в глазу. Завидует. Всему завидует. Что они получили двухкомнатную квартиру, а Василию Демидовичу дали трехкомнатную. Но ведь он заслуженный человек, член облисполкома, пятнадцать лет на руководящей должности. Купим мы что-нибудь, она сама не своя. Недавно достали югославский диван, Бражникова не успокоилась, пока не купила такой же. А как завидовала, когда я замуж вышла! Василий Демидович уже тогда хорошо получал, имел персональную машину.

И конечно, запретил мне работать. Воспитывать надо было сына. Скажу вам честно, мальчику нужна была особая ласка, без матери рос. Да и за Василием Демидовичем уход особый требуется: с утра до ночи с работы не вылазит. Редко его по воскресеньям дома вижу. Ответственность. На всю область такое предприятие одно. Чуть что, в Москву вызывают.

— Раньше вы с Бражниковой дружно жили? — спросил я.

— Я всегда с открытой душой. Мне скрывать нечего и бояться тоже. Что в доме нажито — все трудами Василия Демидовича. Да и я сама каждую копейку берегу. И завидовать ей с моей стороны было бы просто смешно… Я на чужое добро не заглядываю. Хорошо живет, пусть, даже рада за нее была, когда назначили директором магазина. Это не мое дело, если у нее совесть неспокойна. А, — Чупихина махнула рукой, — что и говорить! Сами понимаете, что на одну зарплату машину не купишь. А у Бражниковой «Москвич», и вот-вот купят «Жигули». Тамара как-то обмолвилась, что они и «Волгу» бы запросто заимели, но боязно… ОБХСС. Одного не пойму: чем я ей насолила? — Чупихина сделала ударение на слове «я»…

Чем больше она говорила, тем жалостнее и в то же время злее становилось ее лицо.

— Как же вы общались с человеком, если не верили в его честность? — спросил я. — В гости приглашали. Наверно, сами бывали у них?..

Чупихина не растерялась:

— А я так раньше не думала. Умела, выходит, Тамара скрыть свои настоящие чувства. Всегда, чуть что, звонит ко мне. Все уши прожужжала: «Ты моя сестричка, моя самая близкая…» Как же можно говорить такие слова и напакостить в самую душу, простите меня за выражение! Как можно сегодня клясться в любви, а завтра срамить на весь город, как какую-то воровку? Поневоле откроются глаза на другое. Посмотрите сами, — она стала загибать длинные худые пальцы. — Только в прошлом году она купила два ковра в Москве: один — за четыреста, а другой — за шестьсот рублей, поменяла холодильник «Саратов» на «Юрюзань», съездила с мужем и детьми на море, в Бердянск, дочери приобрела венгерскую шубу — у нас их выбросили всего несколько штук, она, конечно, достала. Понятно, одна контора, я тебе это, ты мне другое. Посчитайте, на всё зарплаты академика не хватит… — Чупихина потрясла в воздухе острым кулачком. — И еще она хочет содрать с нас ни за что, ни про что почти восемьсот рублей. Ну, не наглость, а?