Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет

Проснулся я поздно. Тяжелая голова, с трудом решал, ехать ли в район на скачки или махнуть со Славкой на сазанов. В результате утренней борьбы с самим собой я решил все-таки ехать в район. На самом деле я знал, что поеду именно туда.

Только я оделся, как хлопнула калитка и в мою комнату стремительно вошел Нассонов.

— Собирайся поскорей! Случилось что-то непонятное.

Вот так, в светло-серых брюках и рубашке с короткими рукавами я сел рядом с ним в «газик». И мы поехали. Из его рассказа, пересыпанного крепкими выражениями, я узнал, что в районный центр на скачки приехали все, кроме Ларисы. Нассонов с Арефой ночевали нынче в Краснопартизанске. И как только председатель увидел, что нет Маркиза и Ларисы, помчался в станицу. Бабка Настя, у которой жила Лариса, подслеповатая, тугая на ухо старушка, ничего толком сказать не могла. Ночью ей как будто мерещилось, что пес, такой же старый, как его хозяйка, «брехал, словно кто чужой приходил». А Ларисы не было. Не было и Маркиза, которого она с вечера привязала на базу. Лишь только уздечка и седло Маркиза лежали в ее комнате.

— А почему едем в Крученый? — удивился я. Нассонов промычал нечто нечленораздельное. — Ведь Чава тоже должен скакать. Разве он не в районе?

— Нет. Не должен был. Его конь растянул ногу.

Нассонов резко осадил машину у дома Арефы. Навстречу поспешно вышли встревоженная Зара и черноглазые внуки Денисова.

— Лариса приходила. И ушла. Куда — не знаю.

— Пешая? — уточнил Нассонов.

Вообще спрашивал только он. Я молчал.

— Да, да, — кивнула Зара. — Пешая.

— А когда?

— Чуть светало.

— Где Сергей?

— Как где? Со стадом, наверное.

— Он дома ночевал сегодня?

— Нет. Не ночевал. Как уехал под вечер с Васькой в станицу, так и появился только утром.

Мы с Нассоновым переглянулись.

— А где был ночью? — спросил председатель.

— Сказывал, у Петриченко. Утром прискакал. Забежал в хату и снова умчался как угорелый.

— А Аверьянова Лариса когда приходила? — не выдержал я.

— Еще до того, как Сергей приезжал.

— Так зачем же она приходила?

— Почем мне знать? Сергея спрашивала. Я сказала, как вам. Она и ушла.

Я заметил, все, что касалось Ларисы, вызывало у Денисовой раздражение.

Мы поехали к лесопосадкам. Оставив машину на опушке, вошли в ряды далеко просматривающихся дубков.

Славка Крайнов лежал в траве, что-то громко насвистывая. Он так был увлечен этим занятием, что не заметил, как мы подошли.

— Сегодня я выгнал стадо сам. Тетя Зара сказала, что Сергей где-то заночевал. Потом пришла эта, как ее, Ларка. Чуть не плачет. Говорит, конь пропал какой-то. Царь или буржуй, что ли… Сергея спрашивала. Я ей говорю, что он вот-вот подъедет. Так и раньше бывало: если я выгоню стадо сам, он попозже приезжает. Ждать она не стала.

— Ушла в Куличовку, наверное, — как бы про себя отметил председатель. — Там Петриченко живет.

— Ага, — кивнул Славка. — Зазря она пошла, потому что Сергей скоро подъехал. Я ему все рассказал. Он развернулся — и галопом. Крикнул что-то: не то «стереги», не то «подожди». А может быть, «скажи»… Вот и все.

— Когда это было? — спросил я.

— Не знаю точно. Часов в пять.

Петриченко, колхозный кузнец, сообщил, что ни Сергея, ни Васьки (цыган, с которым Чава накануне встретился в Бахмачеевской) у него ночью не было. Утром, часов в шесть, была Лариса. Ушла. Скорей всего, на автобус.

— Вот тебе и задачка, милиция! — сказал Нассонов, когда мы сели в машину. — Э-эх, поеду, обрадую Арефу…

— Зачем вы так сразу, Геннадий Петрович? — сказал я. — Дело пока неясно.

— Вот и выясняй. — Он с ожесточением надавил на стартер и рванул вперед так, что «газик» взвыл всеми шестеренками.

Дела еще, собственно, никакого возбуждено не было, но я все же решил кое-что проверить. А так как я не имел следственного чемодана, то сунул в карман подвернувшуюся под руку лупу, рулетку, перочинный нож, мягкую кисточку, бумагу и направился к дому бабки Насти.

Старая, перекошенная калитка устало проскрипела ржавыми петлями.

На базу никого. Только из-под кустов у забора виднелась спина разомлевшего пса.

Я заглянул в плотно закрытое окно. И отпрянул. Мы столкнулись глаза в глаза с Ларисой. С бьющимся сердцем я поднялся на крыльцо и постучал.

Она открыла, отстранилась, пропуская меня в хату. В комнате было прохладней, чем на дворе. Я огляделся. Седло и уздечка лежали на лавке.

Бедная Лариса! Синие тени залегли под глазами, возле уголков губ обозначились печальные морщинки.