Филлис Джеймс - Череп под кожей

Еще больше завуалировать вопрос о том, ненавидела ли она свою госпожу настолько, чтобы размозжить ей череп, было просто невозможно. Толгарт тихо ответила:

– Мы привыкли друг к другу. Моя мать нянчила ее. Она просила меня присматривать за ней.

– И вы не можете даже представить, с какой стати кому-либо было ее убивать? Вы все жили как одна большая счастливая семья?

Попытка отпустить саркастическое замечание в стиле Грогана не увенчалась успехом. Она не растерялась:

– Никогда не найдется достаточно веской причины, чтобы люди стали убивать друг друга, даже в несчастливых семьях.

С миссис Мунтер ему повезло не многим больше. Она тоже оказалась вежливой, но бесполезной свидетельницей: говорила очень мало и упорно противостояла всем его стараниям разговорить ее и вызвать на откровенность. Эмброуз Горриндж скрывал свои тайны, если они у него были, обрушивая на собеседника поток простодушной болтовни. Мисс Толгарт и миссис Мунтер скрывали свои, сохраняя молчание и проявляя упрямство, граничащее с нежеланием сотрудничать. Бакли подумал, что Гроган едва ли мог выбрать более сложных свидетелей, чтобы отработать технику допроса. Вероятно, в этом и состояла его цель. Судя по всему, обе старались донести до полицейских, что расследование убийств, как и любых других проявлений насилия, – забота исключительно мужчин, а женщины только порадуются, если их исключат из этого процесса. Время от времени он ловил себя на мысли, что смотрел на них с чувством, за которым, к его собственному неудовольствию, скрывалось явное разочарование. Но ведь люди не школьные задачи по геометрии. Даже если смотреть на них очень долго, решению это не поможет. Он произнес:

– Мисс Толгарт подтверждает, что не покидала спальню мисс Лайл до тех пор, пока не ушел сэр Джордж. Это соответствует его показаниям. Мисс Грей находилась у себя, так что никто не видел, когда удалилась мисс Толгарт. Она могла вернуться, притвориться, что занята подготовкой ванны, войти в спальню, когда Грей уже ушла, и в этот момент убить свою госпожу.

– Тогда ей пришлось поторопиться. Миссис Мунтер видела ее внизу, в подсобке, в час двадцать.

– Да, она действительно так сказала. Мне кажется, сэр, что эти двое решили поддержать друг друга. Слишком мало удалось из них вытянуть. Особенно из Роуз Толгарт.

– Если не считать одного крайне интересного лживого утверждения. Но, возможно, леди не столь внимательна, как мне показалось.

– Какого, сэр?

– Насчет спальни, сержант. Помните, вы спросили, все ли в комнате осталось в том же состоянии, в каком она ее оставила? Она ответила утвердительно. А теперь представьте себе туалетный столик. Что из всей этой женской ерунды пропало? Какую вещь мы на нем не увидели?

Но катер с Ропером и Баджеттом коснулся пристани прежде, чем Бакли успел найти ответ на этот вопрос.

Наконец этот ужасный день закончился. Вскоре после того как часы пробили десять, все сдержанно пожелали друг другу спокойной ночи и молча разошлись по своим комнатам. Обычный обмен любезностями перед сном теперь показался бы неуместным: «Я ужасно устал. День выдался тяжелый. Хорошего отдыха. До встречи утром». Эти фразы отдавали бестактностью, дурным вкусом, в них слышался странный намек. Две женщины-полицейских перенесли вещи Корделии из комнаты Моргана – весьма трогательный жест, который позабавил бы ее, будь она в другом настроении. Ее новая спальня располагалась на том же этаже, но с другой стороны от комнаты Саймона, а окна выходили на розовый сад и бассейн. Повернув ключ и вдохнув тяжелый душный воздух, наполненный запахом незнакомых духов, Корделия подумала, что этой комнатой, наверное, редко пользуются. Она была маленькой, темной и тесной, и казалось, что Эмброуз специально обставил ее так назло летним посетителям. Легкость и воздушность, которой ему удалось добиться почти во всех частях замка, здесь явно отсутствовала. Каждый квадратный дюйм стен был занят картинами и украшениями, а затейливая мебель и украшения из папье-маше на фоне красного дерева словно давили на нее своим темным угрожающим видом. Комната казалась какой-то затхлой, и Корделия широко раскрыла окно. Внутрь ворвался шум моря, однако теперь он не успокаивал и не убаюкивал, а больше походил на зловещий размеренный рев. Она лежала в постели, размышляя, хватит ли у нее сил встать и прикрыть окно. Но это была ее последняя сознательная мысль, прежде чем она поддалась усталости и почувствовала, что безвольно погружается в сон.