Владимир Лорченков - Гавани Луны

Ненависть к мужчинам и страсть к траху.

Вот два коня, разрывавшие на части мою жену.

Так в старину казнили цареубийц.

Щипок за ягодицу вернул меня на грудь Яны, где я сидел. Я стал глядеть на то появляющийся, то исчезающий под массивом моего члена розовый язык. Он и правда розовый, как изнанка влагалища.

Я слегка шлепнул Яну по щеке, и снова атаковал низ. Потом вернулся в рот. Будь она стройной, как Рина или любая другая моя женщина, у нас получалось бы значительно проще. Но Яна компенсировала это своим потрясающим умением разговаривать с членом. Их тактильный обмен информацией проходил в такой учащенной форме, что я почувствовал приближение еще одного Большого Взрыва. Больше всего мне хотелось сделать это в ее заднице. Вселенная через зад. Что может быть более актуальным в такой день, в таком месте, и с таким человеком, с горькой иронией подумал я. И, больше не раздумывая, дал облизать себя последний раз, а затем вломился ей в задницу. Она шестым чувством – чувством задницы – уже поняла, что нас ждет. И даже умудрилась слегка выгнуться. При ее комплекции это была жертва похлеще сорока рабов с лошадьми и золотыми украшениями. Подрубленные священным топором жреца, они падали один за другим, как подломленные ветви. Провожая их взглядом, я пустил в ее нутро воды белой великой реки.

От ее мерцающей поверхности отразились солнечные блики.

Над городком появилось Солнце.

Как всегда после неожиданной и короткой бури, погода вновь стала чудной. Природа, словно истеричка, уже и сама не понимала, что это на нее нашло. И нашло ли? Только беспорядок во дворах свидетельствовал о буре неопровержимо. Как и след на стене от брошенной бутылки – о приступе пьяного бешенства истерички. Я поймал себя на странной мысли.

О чем бы я не думал, я думал о своей жене.

Значило ли это, что я люблю ее? Нет. Я ненавижу ее, знал я наверняка. И был влюблен в Юлю, которая, как на грех, куда-то запропастилась. Но Рина действительно всплывала у меня в мозгу, как проклятый поплавок, по любому поводу. Она вжилась в меня, как омела в дуб. Это только для друидов, ведьм, и экзальтированных идиотов омела – загадочное колдовское растение. Спросите любого биолога. Омела это растение паразит.

И моя жена-паразитка, вросшая мне под кожу, обожала омелу.

Впервые я подумал, а не убить ли мне ее? Терять, судя по тому, что находилось у нас в подвале, нечего. А трупы.... Что же, тела это всего лишь мусор. И его убирают. Я подумал, что через два дня, когда городок заполнят отдыхающие, их тоже ждут нелегкие два-три часа уборки. Из всего поселка сейчас обитаемы были от силы семь-восемь домов.

В одном из них лежала сейчас девушка с моим семенем в заднице.

В другом – моя жена смывала с задницы чье-то семя.

Уверен, в оставшихся шести-семи происходили не менее интересные события. Может быть, в одном из них придумали лазерную бомбу, а в другом изнасиловали и убили девственную лилипутку. Кто знает? Но это чужие истории. Они меня не касаются.

Как и все бывшие писатели, я страшно ревнив к чужим жизням.

Оставив Яну лежать на полу – мне бы отдохнуть, господин писатель, со вздохом сказала она, – я спустился на первый этаж дома. В наших окнах было пусто. Значит, Рина была в ванной. Закутавшись в халат, я выскочил из дома, и быстро пробежал к своему крыльцу. Стараясь не хлопать дверью, вошел в прихожую, и быстро налил себе пол-стакана джина. У него резкий запах, и он отобьет привкус Яны, знал я.

Как и все дьявольские создания, Рина обладала дьявольским нюхом.

Но джин отбивает нюх у собак и дьяволиц. Так что, когда я выпил половину порции, маслянистая пленка джина уже скрыла мой грех, как покров Богородицы – осажденный Константинополь. И я, чувствуя себя предводителем крестного хода, торжественно поднялся на второй этаж, и тихо открыл дверь ванной. Рина стояла под душем, ее почти черные из-за загара ягодицы блестели под слоем воды, спина скрывалась за мыльной пеной. Судя по ее сытой улыбке, она действительно трахалась с кем-то. Что же, подумал я.

Добро пожаловать домой, дорогая, – сказал я.

Она резко обернулась. Я увидел в ее глазах плохо скрытое удивление.

Рина явно не ожидала увидеть меня снова.

Обычно я избегал взгляда жены.

Сейчас что-то заставило меня посмотреть ей в глаза.

От глаз Рины словно бы пахнуло мутно-зеленым. Мне явно представилось, что под блестящей оболочкой ее прекрасных глаз – она оттеняла из изумрудными серьгами, – таится гнилая слизь давно уже павшей рыбы. Что-то от утопленницы я увидел в ней. Неудивительно, ведь она и правда утонула. Я вспомнил слова одного своего коллеги, сраженного наповал на вручении какой-то литературной премии фуршетом и литровыми мисками шампанского, которое там выдавали за бокалы. Он говорил: если кто умер, не воскрешай. И пусть он подразумевал вовсе не живых людей, а персонажей, я не видел никакой разницы. В конце концов кто мы, если не чьи-то персонажи.