Алексей Макеев - Портрет смерти. Холст, кровь

В доме мертвого мастера абсурда абсурд расцветал махровым цветом. Появилась грузная фигура садовника. Обрюзгший, небритый Тынис, в стоптанных резиновых сапогах – вместо того, чтобы спать в своей каморке, он подслушивал нашу содержательную беседу и в самый подходящий момент приступил к ликвидации населения виллы. Мысль, что садовник не имеет отношения к банде, порой возникала, но как-то не задерживалась. Однако, судя по пистолету с глушителем и трем бездыханным телам, отношение к делу он все же имел.

Садовник подозрительно посмотрел по сторонам, спрятал пистолет под куртку (что было обнадеживающим знаком), склонился над нами, стал неторопливо развязывать. Роняя скупые слезы, ко мне подползла Варвара, обняла. К сожалению, я не мог ответить тем же, прижал к груди поврежденную руку, прикрыл запястье здоровой ладонью.

– Вы хороший человек, Тынис, – прошептала Варвара, блаженно улыбаясь. – Простите, что были о вас другого мнения.

– Не извиняйтесь, – угрюмо вымолвил садовник. – Просто другой человек заплатил мне больше, чем заплатили бы эти.

– Все равно при случае мы замолвим за вас словечко перед Богом, – вздохнул я. – И, пожалуйста, если поймаете Марио, не убивайте его, хорошо? Как ни крути, он только ребенок.

– Ребенок? – удивился Тынис. Посмотрел на меня, как на человека, который ничегошеньки не понимает в жизни, побрел прочь. Действительно, подумал я, взрослого человека от ребенка отличает только рост и состояние печени.

Вместо Тыниса возник другой. Тоже отчасти знакомый. Невысокий, сутулый, в надвинутой на уши бейсболке. Он медленно приблизился, улыбнулся как-то странно, присел на корточки. Я нервно захлопал по карманам, выискивая пачку с сигаретами.

– Энрико?.. Вы-то здесь какими судьбами? Вас сбросили с парашютом?

– Нет, Андрей Иванович, – покачал головой дворник. – До таких головокружительных трюков я пока не дорос. Но кое-что уже имеем. Переправив вас через забор, Липке сразу позвонил мне, я приехал, последовал по вашим стопам, пока не включили сигнализацию. Как видите, успел. Правда, возраст уже не тот, и подготовка, увы, не спецназовская… – сделав тревожное лицо, дворник потер поясницу.

– Послушайте, Энрико, а какого, спрашивается, хрена?.. – резонный вопрос завис в воздухе.

– Знаешь, дорогой, – вкрадчиво сказала Варвара. – Мне почему-то кажется, что этого человека зовут не Энрико. Предположу даже больше: он не дворник. И третье: у него в этом городе хватает тайных сообщников. В медицинских кругах, полицейских, на пульте охраны, в отделе муниципалитета, ведающего уборкой улиц. Послушайте, любезный, ваше имя случайно не Гуго Эндерс?

Так вот кого напоминало мне лицо на автопортрете Эндерса… Неуловимо, только глазами. В сущности, это было другое лицо. Но интуиция в тот день насторожилась… Дворник стянул с головы бейсболку. На плечи упали длинные некрасивые волосы. Он отклеил что-то от щеки, отклеил от другой. Со стороны смотрелось потрясающе: человек снимал с себя морщинистую кожу со шрамами. Хотя, в принципе, не кожу – многоразовую накладную маску на липкой основе, обтягивающую подбородок и часть щек. Потом он отклеил аналогичный «пластырь» от переносицы, отклеил брови, выступающие надбровные дуги, слегка «подправил» горбатый нос. Образовалось в меру холеное породистое лицо с насмешливыми глазами.

– Вы просто мастер перевоплощения, господин Эндерс, – выдавил я. – А зачем же вы наговорили на своего сообщника – милого старичка Липке? Какой же он нацистский преступник?

– Больше спросить, конечно, не о чем, – вздохнула Варвара.

– Не люблю я его, – объяснил художник. – Обзывал мое творчество мазней. Хотя старичок он, в сущности, неплохой, мы с ним частенько болтали на разные щекотливые темы. Да и после моей смерти, гм… продолжали.

– Бред какой-то, – покачал я головой.

– Почему же бред, – возразила Варвара. – Бред – это мнение или убеждение, не согласующееся с реальностью. А в нашем случае все прекрасно согласуется и встает на свои места. У господина Гуго были неважны финансовые дела. Неприятности сыпались отовсюду. Особо беспокоили Изабелла с Генрихом, которым много лет удавалось держать его на крючке. Отшить любимых родственников никак не удавалось. А тут еще чудовищный ребенок Марио со своей рыбообразной гувернанткой, сумасшедшая Кармен бегает по дому. Никакой приватности, жизнь стремится к аду. Жена прикладывается к бутылочке. А главное, родные брат и сестра начинают что-то замышлять против господина Гуго. Во всяком случае, кто-то из них…