Алёна Белозерская: Высшее наслаждение

– Это уже неважно, – отмахнулся Абакян. – Нам нужно было попасть на север страны в какой-то маленький приморский городок и уже оттуда в Голландию, где нас ждал мой дядя, мамин брат. Рискованный план, учитывая, что море было под контролем у немцев. Слава богу, воспоминания о том, как мы пересекали его, полностью стерлись из моей памяти. Осталось лишь одно. Еще в Польше мы проезжали какой-то пост, и твой дед очень долго разговаривал с неким офицером. Тот косился в нашу сторону, задавал много вопросов. Мама в страхе прижимала меня к груди. Я слышал, как громко бьется ее сердце, и смотрел в окно на овчарку, которая сначала смирно сидела на поводке, а после прыгнула на дверь машины. Пес оскалился, но не зарычал, потом он вдруг лизнул стекло и опустился на землю. Помню его взгляд, дикий и режущий душу, зубы его были белыми и острыми, но когда розовый язык коснулся стекла, из мерзкого, самого страшного животного, которое я когда-либо видел, он превратился в обычную собаку. В отличие от людей, которые творили ужасы с себе подобными, во взгляде пса сквозила доброта. Он словно извинялся за то, что напугал меня. Так вот, твоя Матуа такая же злая и одновременно добрая.

– Вы сравнили Полину с собакой?

– Поверь, это лучшее сравнение, какое можно себе представить, – Абакян похлопал Романа по плечу. – Собаки никогда не предают, их любовь безусловна и они без сомнений становятся на защиту близких, вне зависимости от своих размеров и возможностей противника. А ты говоришь, что она сопля. Странно, что тебе так и не удалось прочувствовать ее.

– Она умеет прикрывать свои достоинства, – попытался оправдаться Роман и усмехнулся. – А что было после войны? – с любопытством спросил он.

– Я вырос в маленькой квартирке над шумным баром. Мы жили с семьей дяди. Славное было время, голодное, но беззаботное, лихое. Школу забросил в восьмом классе и ни разу не пожалел об этом.

– Значит, это правда, и у вас нет образования?

– Дипломов и других бумажек? – с иронией приподнял бровь Абакян. – В то время, чтобы заработать хорошие деньги, они не были нужны. Впрочем, и сейчас тоже. Главное богатство здесь, – он постучал пальцем по лбу. – Запомни, никакая школа или университет не могут воспитать в человеке предпринимательский дух. Сидя за партой, невозможно научиться видеть настоящую жизнь. Я не отрицаю силу теории, но она ничто в сравнении с практикой. В то время как мои одногодки корпели над учебниками, мечтая поступить в колледж, я уже купил свой первый самолет. Через год еще два, а в двадцать четыре стал самым молодым владельцем авиакомпании в Европе. Правда, «авиакомпанией» сложно было назвать те восемь корыт, каждое из которых, взлетая в воздух, имело все шансы не вернуться назад. Но в тридцать я уже мог похвастаться отличными машинами, и их у меня было больше сорока. А потом одной авиации стало мало. Появился судоходный бизнес, затем я выиграл в покер сеть гостиниц… и понеслось. Жадность сложно было остановить, хотелось получить все, на что падал глаз. Женился я довольно поздно, во всяком случае, по меркам того времени. В тридцать семь.

– Вы были моложе, чем я сейчас, – заметил Роман и подлил Абакяну виски, видя, что старик уже выпил предыдущую порцию.

– Влюбился до беспамятства. От красоты Регины кружило голову, от ее смеха пела душа. Правда, от подлости и гулящей натуры жены ее хотелось задушить. Она родила мне прекрасных детей, – с ожесточением проговорил Абакян. – Сын погиб подростком. Младшую дочь «заказала» старшая, потому что не поделила с ней мужика, и была застрелена тем, кто и «подбил» ее на убийство сестры. Так что, ты не ошибся, когда сказал, что я просрал своих дочерей. Теперь закончим с воспоминаниями, они слишком тяжелы для меня. Вернемся к насущным проблемам, которые, впрочем, еще хуже.

Он подошел к ноутбуку и открыл его. Роман увидел на экране застывшее лицо Нар и понял, что старик постоянно прокручивает «фильм», присланный ему в день смерти дочери.

– Когда я смотрел это в первый раз, – сказал Абакян, проведя пальцами по экрану, – думал, глаза и уши обманывают меня. Нар говорила об убийстве сестры так спокойно, невозмутимо, будто не понимала, что на самом деле стоит за этим. Как такое могло произойти?! Знаешь, Патон удержал меня от желания застрелить ее, хотя я уже приготовил пистолет. Конечно, я не смог бы убить своего ребенка, но в тот момент, казалось, был готов на все. Когда сообщили о смерти Нар, мне было очень больно, но в то же время я испытал радость от того, что кто-то наказал ее вместо меня. Слава богу, мы так и не встретились до ее смерти. Сожаление, ненависть, страх… Вот что сейчас творится в моей душе. Но главное из этих чувств – вина за то, что я был плохим отцом. Я обожал своих девочек, но не научил их любить друг друга.