Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

Карен выглядел неважнецки, похоже, почечная недостаточность, которой он страдал, сколько его помню, несмотря на усилия лучших врачей и дорогие импортные препараты, неумолимо прогрессировала. Лицо сильно пожелтело, под глазами темные мешки. Я непроизвольно отпрянула, вспомнив об обычном утреннем амбре из его рта, но он отнюдь не собирался приветствовать меня пылким поцелуем.

— Какого черта! — бешено завращал он своими выпуклыми совиными глазами.

Я его торопливо заверила, что меня никто не видел…

Он запахнулся в махровый халат и процедил:

— Закрывай скорее, я только из ванной.

Я даже не стала расстегивать шубу, мне нужно было только узнать про Мону Лизу и сразу уйти.

— Ты один? — уточнила я, не исключая вероятности того, что где-то за стенкой уютно мурлыкала одна из его многочисленных кошечек. Мне на нее, конечно, наплевать, но лишние свидетели ни к чему ни мне, ни Карену.

Он утвердительно кивнул.

Тогда я выхватила из кармана газету:

— Это… это твоя работа?

— Конечно, нет.

Я похолодела: он сказал «нет», еще не увидев снимка!

— Врешь! — крикнула я. — Твоя! — И швырнула ему в лицо газету с фотографией мертвой Моны Лизы.

Тогда он демонстративно, с выражением прочитал вслух заметку, как будто желая доставить мне этим удовольствие. А когда закончил, отметил:

— Она ничего вышла, оказывается, фотогеничная. Жалко, дальше массовок не пошла.

— Сволочь! Какая же ты сволочь! — Я хотела его ударить, но он, перехватив мою руку, оттолкнул меня.

— Ты ведь знал, знал! — кричала я, глотая злые слезы. — Ты обещал несложную работу, а чем все кончилось? Убийством? Я не желаю принимать участие в делах, которые связаны с убийствами!

До сих пор не представляю, как это неповоротливый Карен, этот хронический почечник опередил меня. Быстро повернул ключ в замке, а потом спрятал его в карман своего халата. Потом мы минуты две стояли, не двигаясь, тяжело дыша и сверля друг друга ненавидящими взглядами.

— Ты отсюда не выйдешь. — Как обычно в минуты волнения, акцент Карена усилился, и вместо «выйдешь» у него получилось «вийдешь». — Во всяком случае, своими ногами. Прежде ты доведешь роль до конца.

— Да будь ты проклят с этой ролью! Я не желаю быть замешанной в убийстве!

— Она не желает! Она хочет быть чистой, как гимназистка! Кто тебя спрашивает, чего ты хочешь? Уж если на то пошло, то на Мону Лизу настучала ты, а значит, ты наводчица. Когда она тебе мешала, ты позвонила мне и вежливо попросила: «Каренчик, Мона Лиза меня шантажирует, избавь меня от нее». Разве нет? Я не хотел ее убивать и не убивал. Ты что, думаешь, это я ее прикончил, задушил там или зарезал? Карен Данильянц, да будет тебе известно, такими делами не занимается. Каждый выполняет свою работу, поняла? И вообще, что о ней говорить, если она уже давно сидела на игле и не сегодня-завтра сама хватила бы лишнюю дозу!

Ах вот, значит, как они ее угробили! Ничего не скажешь, профессионально. Что ж, каждый выполняет свою работу. Вероятно, подумала я, очень скоро меня ждет что-нибудь в том же духе. Я не наркоманка, зато алкоголичка, и запросто могу оступиться, зазеваться на малолюдном перекрестке. Не знаю, как кому, а мне такой исход показался вполне правдоподобным. Впрочем, с Моной Лизой кареновские профессионалы, вероятнее всего, перестарались: ведь из газеты следует, что ее обнаружили с признаками насильственной смерти.

— Выпусти меня немедленно, — потребовала я решительно. И пригрозила: — Иначе я перебью все окна и заору так, что будет слышно на Петровке!

Карен улыбнулся, отступил от двери, я шагнула к ней, и в тот же миг на мою голову обрушился потолок — во всяком случае, таково было мое ощущение от страшного удара. Хотя Карен за время нашего сожительства успел надавать мне достаточно оплеух по разным поводам, так жестоко он еще никогда меня не бил…

Очнувшись, я увидела перед собой белую кафельную стену и подумала: «Неужели я уже в морге?» Однако белый кафель служил облицовкой всего лишь просторной кареновской ванной, на полу которой я и лежала все в той же шубе. Я чувствовала тупую боль в затылке и привкус крови во рту — наверное, падая, прикусила язык, — очевидные, пусть безрадостные признаки того, что я еще жива. С трудом поднявшись на ноги, я взглянула в зеркало, зрелище, как говорится, оказалось не для слабонервных. Из разбитой нижней губы сочилась струйка крови и исчезала за высоким воротом свитера. Преодолевая головокружение и звон в ушах, я села на край ванны, включила холодную воду и умылась. Сразу стало легче. Осторожно тронула дверь — как я и думала, она оказалась запертой снаружи. В квартире было тихо, никаких звуков и шорохов. Неужели Карен ушел, оставив меня одну? К этому я не была готова, но так или иначе мой план сегодня же поговорить с Руновым рушился окончательно.