Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

— Вот здесь я обычно и пропадаю, — заметил Рунов, пододвигая ко мне кресло. — Работа — обычная рутина: бумаги, звонки, налоговая полиция наседает, — короче, ничего романтического, самый заурядный бизнес.

— Ничего себе рутина, такой особняк в центре Москвы, — протянула я, — ведь он, наверное, стоит совсем недешево.

— Не обольщайся, я здесь не хозяин, а всего лишь коммерческий директор. — Рунов сел в торце длинного стола для совещаний и выглядел на этом месте весьма внушительно. — Всем распоряжаются акционеры.

— А где же твои замечательные художники?

— Мечтаешь познакомиться? Они здесь же, мастерские — в мансарде. Сейчас выпьем кофе и пойдем навестим моих обалдуев. Думаю, они будут рады.

В кабинет вошла секретарша с подносом. Поставила на стол кофейник, чашки, вазочку с конфетами.

— Спасибо, Светик, — обронил Рунов.

Столь фамильярное обращение мне не очень-то понравилось, я вспомнила, что начальники частенько заводят романы с молоденькими секретаршами.

Рунов меланхолично размешивал ложечкой сахар в чашечке кофе, на губах его играла лукавая улыбка. Я бы не удивилась, если бы он прочитал мои мысли.

— Светочка — толковая девчушка, между прочим, тоже начинающая художница, еще учится… Времена сейчас трудные для молодых художников, впрочем, для немолодых — тоже. Ты не можешь себе представить, с каким пиететом они ко мне относятся, я для них прямо как царь и Бог. Говорят, что без меня пропали бы…

— Совсем как Мальчик, — продолжила я в задумчивости.

— Мальчик, — эхом отозвался Рунов, — хороший парень, только чересчур горяч. Я его подобрал в Таганроге, там он влип в очень неприятную историю…

— Могу себе представить! Наверняка он был боевиком в какой-нибудь таганрогской группировке!

— Не суди поспешно, — возразил Рунов, — делай поправку на время, к тому же он совсем пацан. Зато я в нем уверен, знаю, что он меня никогда не предаст.

«Это уж точно», — с завистью подумала я.

— А остальные?

— У нас здесь все построено на взаимном доверии, с большинством ребят — ты с ними еще познакомишься — я учился в художественном училище. Когда я вышел на свободу, мы с ними были в общем-то на равных, с той разницей, что я чувствовал себя здесь почти иностранцем: посадили в одной стране, выпустили — в другой. Они же все это время находились на свободе, да что толку? Нигде не выставлялись, никому не нужные, нищие. У меня, как ни странно, было несомненное преимущество, а именно годы, проведенные в зоне. Там я получил такую жизненную закалку, что теперь, наверное, не дрогну в самой безвыходной ситуации. Вернее, таких ситуаций для меня больше не существует. Пригодились и знакомства, ведь там со мной сидели известные диссиденты. А цеховики! Это были настоящие зубры, многие сегодня на коне. Так что, выходит, я должен быть благодарен годам, проведенным за решеткой, на воле я так и остался бы лопоухим дурачком. Я даже не жалею, что из меня не получился художник, главное — из меня вышел человек.

Я уже открыла было рот, чтобы спросить… Ах, как меня мучило то, что я узнала из старых газет, но для этого требовалась, наверное, совсем другая обстановка.

Рунов решительно поднялся.

— Ты готова идти в мои подземелья и сокровищницы? — осведомился он шутливо.

Мансарда показалась мне теплой и обжитой. Здесь не было того идеального порядка, царившего внизу, в офисе, пахло масляными красками, повсюду стояли мольберты, сновали люди в серых заляпанных красками халатах.

— А вот мои таланты, мои Ван Гоги и Малевичи!

Художники оторвались от работы, заулыбались, по очереди подошли пожать руку своему демократичному начальнику. Один, пожилой, с седой артистической шевелюрой, что-то быстро и горячо заговорил. Речь шла о каких-то профессиональных проблемах, в чем я ничего не понимала, и потому сочла за лучшее немного осмотреться.

Мое внимание привлек натюрморт, стоящий на ближайшем мольберте. Он показался мне в высшей степени необычным, каким-то несовременным: серебряный поднос на фоне бархатной портьеры, а на подносе — подсвечник, белые перчатки и маленький дамский пистолет, от ствола которого вверх поднимался белесоватый дымок.

— Что, нравится?

Ко мне обращался молодой человек с длинными волосами, стянутыми на затылке резинкой, и едва намечающейся на гладком подбородке растительностью — ни дать ни взять семинарист.

— Красиво, только как-то…

— Напыщенно, — подсказал он.

Я только развела руками.