Этот голос вырвал меня из задумчивости, и я с удивлением обнаружила, что успела уйти так далеко.
Я обернулась, готовая послать подальше галантного водилу, и тут увидела, что с заднего сиденья импортной тачки — идентифицировать марку я не смогла, не слишком-то я в них разбираюсь — мне приветливо улыбается Карен. И не просто улыбается, а еще и делает барственный знак ручкой, мол, приди в мои объятия. Я поплелась к раскрытой дверце автомобиля с энтузиазмом агнца, подгоняемого к жертвенному алтарю.
Карен вольготно расположился на сиденье, свободного пространства рядом с ним почти не оставалось, мне пришлось довольствоваться маленьким пятачком между его грузным телом в дорогой дубленке и захлопнувшейся дверцей.
— Трогай, — приказал он водителю, и машина плавно тронулась с места.
Теперь он обратился ко мне:
— Это хорошо, что ты избавилась от мальчишки, только не понимаю, зачем потащилась в библиотеку?
— Почему бы мне не пойти в библиотеку? — ответила я вопросом на вопрос. — Есть мужчины, которых интересует не только женское тело, с такими приходится еще и разговаривать, причем на разные темы…
— Ты там проторчала почти два часа. — Карен явно не оценил моего тонкого намека. — С чего бы такая тяга к разумному, доброму, вечному?
Я пожала плечами, предоставляя ему возможность ломать голову сколько заблагорассудится.
— Ладно, рассказывай, что там у вас происходит.
С таким же успехом он мог бы спросить у меня, есть ли жизнь на Марсе. Что бы я могла ему рассказать, даже если бы захотела? Что ничего, ровным счетом ничего не происходит. Я знала о Рунове и о его жизни немногим больше, чем в первый день. Мы спим вместе, по мере возможности доставляя друг другу удовольствие, живем под одной крышей — вот, собственно, и все. А то, что он рассказал мне накануне, ничего не прояснило, скорее добавило тумана.
Я так и ответила:
— Да ничего не происходит, тихо, как в приемном покое. Рунов уходит рано, приходит поздно, я сижу с этим сопляком, как ты его называешь. То, что мне удалось выяснить, я думаю, ты знаешь и без меня. Ну, насчет того, что он восемь лет сидел за угон самолета, когда-то был художником… Он не торопится открывать мне свои тайны, если, конечно, они у него есть. Сомневаюсь, чтобы и дальше от меня было много толку. По-моему, вам лучше было бы проверить его на детекторе лжи.
Я не могла отказать себе в маленьком удовольствии незаметно поиздеваться над Кареном.
Он принял мое сообщение к сведению в глубокой задумчивости. Похоже, его планы предусматривали нечто иное.
— Ему никто не звонит?
Я отрицательно покачала головой. До меня самой только сейчас дошло, что в нашей квартире постоянно стоит ничем не нарушаемая тишина, которую даже изредка не прерывает легкое треньканье звонка.
— К нему никто не приходит?
— Он называет себя одиноким волком.
Карен нервно забарабанил пальцами по стеклу:
— Я же тебе велел вытаскивать его куда-нибудь, чтобы он был на людях. Нечего сидеть в четырех стенах! Ведь есть же у него какие-нибудь любимые злачные места… Вы тогда были в этом клубе, как его…
— «Субмарина», — подсказала я.
— Вот именно, сходите туда еще раз. Скажи, что тебе скучно, хочется немного развеяться.
Тут я не выдержала и в надежде пролить наконец свет на его заинтересованность в делах Рунова, спросила:
— Господи, да кто он, собственно, такой? Чем он вообще занимается, ты знаешь?
— Спроси что-нибудь полегче, — выдохнул Карен, который в этот момент что-то усиленно обдумывал.
— Надеюсь, он хотя бы не вампир?
— Что? — опешил Карен.
— Надеюсь, он хотя бы не вампир? — повторила я.
Карен расхохотался:
— Нет, он не вампир, он хуже, он — сексуальный маньяк! Так что будь с ним осторожна.
Мне это надоело, я смерила его взглядом и выскочила из машины, которая как раз остановилась на светофоре.
— Постой! — крикнул мне вслед Карен.
Я обернулась. Он поманил пальцем, и мне пришлось, наклонившись, заглянуть в автомобиль. В этот момент Карен неожиданно потянул на себя дверцу, так что моя голова неожиданно оказалась зажатой в щели, а глаза от неожиданности и страха полезли из орбит.
Карен придвинул свое полное лицо к моему, и я смогла хорошо рассмотреть его восточные глаза — маслины в желтоватом белке.
— Будь умной девочкой, — сказал он, — если не хочешь умереть молодой и красивой.
Я уловила его тяжелое дыхание, жуткий запах, с которым уже не справлялись никакие дезодоранты. Похоже, изнутри он в прямом смысле слова разлагался.
Читать дальше