Алексей Сухаренко - Вырванное сердце

– Да чего там у неё смотреть, у ребёнка? – попытался возразить один из полицейских, но, увидев выражение лица старшего, осёкся и, пожав плечами, словно прося прощения у хозяев, полез в стол.

Перебрав детские рисунки, тетрадки и фломастеры, он открыл нижний ящик стола, в котором сверху, над стопкой детских журналов, обнаружил синюю прозрачную папочку. В ней оказались какие-то бумаги и флешка. Власов словно только этого и ждал. Он тут же обратил внимание понятых на находку, где оказалась ксерокопия договора дарения квартиры Царьковой.

– Что находится в флеш-карте? – обратился он к Егору, который уже почувствовал неладное.

«Этой папки у нас в доме никогда не было. Такие синие плёночные папки закупали для делопроизводства в нашем отделении. Хотят подставить?! Договор дарения на имя моей дочери. Дескать, я не мог не знать о том, что квартира Царьковой подарена Насте. Интересно, что там на флешке?»

Не получив от Грачёва ответа, Власов включил свой нетбук и продемонстрировал понятым содержание одного-единственного файла. В нём находился тот же самый договор дарения, составленный незадолго до его подписания. Все характеристики файла: его объём, формат и дату составления – оперативник тщательно зафиксировал в протоколе обыска и на этом объявил о завершении следственного действия.

– Увидимся на предъявлении обвинения, – выходя, кинул Егору бывший коллега.

– Папа, это не моя плёночка. – Как только полиция ушла, к Грачёву подошла его дочь. – Этот пакетик для бумаг дядя Серёжа принёс. Когда мы тебя ждали, я заметила, что у него из внутреннего кармана пальто торчал её синий краешек. А потом он попросил показать мои рисунки и сидел рядом с моим письменным столом. А я открыла нижний ящик, где у меня были мои любимые рисунки.

– Ты у меня молодец, – обнял дочку Грачёв. – С твоей наблюдательностью тебе можно у нас в полиции работать.

– Не хочу, – надулась девочка.

– Почему?

– Там плохие люди работают, – привёл свой аргумент ребёнок.

– С чего ты решила, что там работают плохие люди? – удивился такому заявлению своей малышки бывший полицейский.

– Потому что тебя выгнали, – безапелляционно подытожила Настя.

Егор погладил дочку, мыслями возвращаясь к произошедшей во время обыска фальсификации доказательств.

«Чего они хотели достичь, подбросив папку? Получить доказательство моей причастности к оформлению квартиры на дочь? Да, безусловно. Теперь они смогут предъявить мне не только то, что я знал об оформлении Светланой, точнее Марией, ну… одним словом, Ею квартиры олимпийской чемпионки на свою дочь, но и то, что я сам подготовил и передал Ей этот проклятый договор. Таким образом, у них получилось связать меня с главной подозреваемой, доказать моё соучастие и корыстную цель. Ведь квартира отошла к моей дочери, а до восемнадцати лет я её законный опекун. И что теперь? Ждать ареста? Надо искать Её! Но где? Она теперь как фантом, не знаешь, где может появиться в следующую минуту».

После того как Нужняк-младший понял, что Ваня-Соска его попросту кинул, взяв денег под ничего не значащие для себя обещания, на него навалилась депрессия. Дело было не в деньгах. Ведь это был не просто развод на деньги. Это был крах надежды Андрея на то, что его мечта когда-нибудь осуществится и они с Марией будут вместе. Он был как никогда близок к этой недосягаемой для себя «звезде». Так близко, что уже можно было дотронуться до неё рукой и рассчитывать, что эта холодная «планета» проявит скрытые до сих пор для него свои лучшие качества. И на тебе!..

Всю ночь он не спал, ворочался, вставал и шёл на кухню курить одну за другой бессчётное количество сигарет. За окном начало светать. Открыв вторую пачку, он выглянул во двор и увидел на скамейке перед подъездом Царьковой человеческую фигуру, кутающуюся в тёплую зимнюю одежду, которая, по всей видимости, все равно не спасала припозднившуюся гулёну от пронизывающего утреннего холода.

«Кто это так загулял – мужик или женщина?» – стал присматриваться Нужняк, но видно было плохо.

Он сходил в комнату и достал из своего угла старый бинокль, который давным-давно привёз домой при демобилизации из армии. Навёл на сидящего человека, подкрутил резкость. Женщина. Она сидела к нему спиной и почти не шевелилась, изредка поправляя низ пальто, подтыкая его, чтобы было не так холодно. Что-то было в этом жесте. Смесь наивного и бесполезного.

«Почему она сидит на холоде и не идёт домой? Она же может застудить всё на свете. Не хочет разбудить домашних своим приходом? Наверное, у неё нет ключа».