Анна и Сергей Литвиновы: Ныряльщица за жемчугом

А больше всего девочка мерзла, когда бывала на льду.

В красивый зимний вид спорта под названием «фигурное катание» Изабель влюбилась с первого взгляда. Увидела как-то по телевизору соревнования — и застыла. Целый час просидела, словно приклеенная, а когда передача закончилась, выдохнула:

— Я тоже так хочу!

— Куда тебе на лед, птичка ты моя теплокровная? — ахнула ее няня, тетя Тамара.

— А почему нет? — решительно поддержал девочку папа. — Изабель гибкая, возраст подходящий. Заодно побыстрее привыкнет к нашим реалиям.

Но со спортом у маленькой кубинки не заладилось, хотя она готова была трудиться сколько угодно, чтобы скользить, порхать невесомой бабочкой в ярком платье и с немыслимо красивой прической.

И только в зале, уютном и теплом, где юные спортсменки занимались хореографией, у Изабель получалось неплохо. Но стоило оказаться на катке — лед ее будто сковывал. Всю. От головы до пяток. Самое обидное, мысли тоже вымораживались, до такой степени, что даже простейший перекидной прыжок, отработанный в зале до совершенства, она не могла сделать, падала.

Мама сердилась, называла неженкой. Няня понимала ее лучше, вздыхала: «Тяжело тебе, бабочке тропической, в нашей холодной России. И уж особенно — на катке». А папа, дядя Николай, он постоянно работал. Смешно сказать, на Кубе, где она была ничейной сироткой, и то больше общались, чем теперь, когда стали одной семьей. Или дело в том, что на Кубе папа был вольной птицей, а здесь, в России, за ним постоянно следил ледяной мамин взгляд?

Изабель чувствовала себя беспомощной и ужасно одинокой. Мало того, что оказалась в чужой, холодной стране и к маме с папой, пусть хорошим, пока не привыкла, так еще и новый язык — русский — ей не давался. Когда говорили медленно и раздельно — кое-как понимала. Но кто будет создавать для нее особые условия? Няня — та старалась «разжевывать», а детишки во дворе будто специально начинали тараторить, чтоб выключить чужачку из своих игр. А еще дразнили негритянкой, хотя в ней «черной» крови — всего четвертинка и глаза голубые.

Школьные науки тоже шли со скрипом. Только музыка с физкультурой — без проблем, а все остальное — сплошной кошмар.

Изабель часто плакала — незаметно, чтобы не расстраивать маму с папой. А иногда и за ужином роняла слезинку — если вдруг по телевизору показывали ее родную страну или хотя бы просто море.

— Ничего, милая, лето настанет — будет лучше, — утешала няня.

Как только зазеленели деревья, она стала водить воспитанницу на речку или к пруду в городской парк. Изабель, чтобы не обидеть женщину, вежливо восхищалась ивами, что склонялись прямо к воде, истерическим кваканьем лягушек. Но в глубине души была ужасно разочарована. Разве сравнить все эти жалкие лужи с бескрайним, мощным, безжалостным океаном!

— Скоро совсем потеплеет, можно будет купаться! — радостно пророчила няня.

Но Изабель видела на илистом, бр-р, дне самых настоящих пиявок. Ни за что в жизни она в такой водоем не полезет. Как говорили в их квартале: «Если видны берега, это уже не море».

И вообще, все здесь, в России, странное. Не родное.

Мама с папой, конечно, хорошие, не бьют, однако Изабель и в голову не приходило ночью, если вдруг приснился кошмар, прибежать за утешением к ним в спальню или пожаловаться родителям на злых детей во дворе, на обидные слова тренера по фигурному катанию, на то, что горло у нее болит почти каждое утро.

Куда спокойнее и проще притворяться, что всем довольна. Горло же она решила сама лечить, разводила с водой мед и каждый день полоскала. А мама даже ни разу не спросила, что она делает! Не до дочери ей. Ходит к косметологу, на танцы, на аэробику. А сейчас возле их дома открыли бассейн — записалась еще и туда.

Когда Изабель попросила ее тоже повести в секцию плавания, мама лишь поморщилась:

— О чем ты говоришь? Учебный год заканчивается. Новый набор только в конце августа будет.

Но в бассейн Изабель все же попала.

Как-то няня заболела, а у мамы в этот день была аквааэробика, вот и взяла дочку с собой. Провела мимо строгой тети на входе, усадила в холле на диван, дала куклу, раскраску, фломастеры и строго наказала никуда не отлучаться. А толстого дядю-охранника попросила, чтобы присматривал: «Она девочка сложная, по-русски плохо понимает».

Тот сначала старался: разговаривал с ней медленно, чтобы она все слова разбирала, дал конфету. А потом вдруг что-то случилось — машину, что ли, на парковке поцарапали. Началась суета, толстый охранник, контролерша, даже строгая тетя, что выдавала смешные целлофановые тапочки под названием «бахилы», разбежались. Девочка осталась в холле одна и, конечно, не удержалась. Вскочила с дивана, прижалась носом к стеклянной двери, за которой искрилась вода, а потом — словно в спину кто-то толкал! — проскользнула внутрь, в огромный зал, и застыла в восхищении.