Джеймс Паттерсон - Опасность на каждом шагу

Выйдя из машины, я вынужден был облокотиться на нее, чтобы не упасть от переутомления. Тем временем Мэри Кэтрин высаживала на тротуар нарядных детишек, сжимавших в руках подарки в яркой упаковке.

Даже суровые медсестры, дежурившие в праздник, прослезились, глядя на нашу скорбную процессию в вестибюле старого доброго пятого этажа.

— Погодите, — спохватился я, ощупав карманы, когда мы уже подошли к коридору Мэйв. — Диск со спектаклем. Я забыл…

— Вот он, Майк. — Мэри Кэтрин протянула мне пластмассовую коробочку.

Я чуть ли не в тысячный раз поблагодарил ее за то, что она постоянно спасает мне жизнь. Au pair… Может, по-гэльски это «фея-крестная»? В Афганистане, наверное, Рождество у нее было бы веселее, чем тут с нами, но она бросилась в омут наших проблем очертя голову.

— Скажи Мэйв, что я ее тоже очень люблю, — шепнула мне эта удивительная девушка. — Если понадоблюсь, я в комнате ожидания. Идите.

Когда мы подошли к палате Мэйв, я увидел Шеймуса, стоявшего у ее кресла-каталки на коленях.

В руках у него была Библия. У меня в горле застрял ком, и я остановился, заметив, что он перекрестил ей лоб. «Соборование?!»

Как я выдержу все это? Почему из всех дней в году именно сегодня?

Однако когда я постучал по дверному косяку, Мэйв улыбалась. Она была одета, как обычно, но теперь вместо бейсболки «Янкис» на ней был красный колпачок с помпончиком.

Шеймус закрыл Библию и крепко обнял меня.

— Дай тебе Бог силы, Майкл, — сказал он мне на ухо. — Твоя девочка — святая. И ты тоже.

Он помолчал.

— Я скоро вернусь. Надо глотнуть свежего воздуха.

Кажется, к тому времени мое сердце еще не до конца разбилось, потому что в груди как будто лопнула струна, когда Мэйв усадила Крисси и Шону на свои исхудавшие колени.

Я поднял глаза к потолку. Про нашу семью можно было бы написать рождественскую историю, правда? «Рождество в корпусе неизлечимо больных».

Это несправедливо. Мэйв занималась спортом, правильно питалась и не курила. Я закусил губу — в груди поднималась жгучая волна. Хотелось заорать во всю глотку.

Но когда Брайан помог Мэйв лечь в постель и поставил запись утренника, случилось странное: Мэйв засмеялась. Это было не вежливое хихиканье, а настоящий, душевный хохот взахлеб. Я подошел к ней, и она нащупала мою руку среди столпившихся вокруг детей.

На десять минут палата исчезла, и мы оказались дома, на нашем старом диване — болели за «Янки», а может, смотрели любимые старые фильмы.

Моя бессильная злость испарилась, уступив место безудержному хохоту, когда Пастух-Эдди запнулся за собственный посох на полпути к сцене спортзала.

— Молодчаги, дайте пять! — воскликнула Мэйв, когда запись закончилась. — Беннетты взорвали зал. Я так горжусь вами, народ!

— Что за безобразие? Что за шум в палате? — вскричал Шеймус, явившись на смех.

Мэйв усмехнулась, когда он нежно взял ее худую ладошку и поцеловал.

— Счастливого Рождества, — сказал он, подмигнув и тайком просунув коробку шоколада «Годива» ей за спину.

После того как все дети вручили маме подарки и открытки, палата превратилась в настоящий филиал магазина «Холлмарк». Хулия и Брайан вышли вперед с черной бархатной коробочкой. Мэйв открыла коробочку, и на ее лице появилась улыбка, которая, казалось, была способна навсегда изгнать любую болезнь из ее тела. Подарком оказалось тонкое золотое ожерелье с подвеской «МАМА № 1».

— Мы скинулись, — объяснил Брайан. — Все, даже самые маленькие.

Он помог ей застегнуть ожерелье, и Мэйв поцеловала его в щеку.

— Я хочу, чтобы вы всегда скидывались, — сказала она, откинувшись на подушки и с трудом поднимая веки. — Ноша легче, когда рук много. У вас маленькие ручки, но их много. А еще у вас большие сердца. Я горжусь вами больше, чем когда-либо! Папа покажет, что я для вас приготовила. С Рождеством! Не забывайте — я люблю каждого из вас.

Шеймус отвез Мэри Кэтрин и детей домой, а я задержался. Совершенно неожиданно наступил прилив сил и спокойствия. Усталость исчезла, в голове царила полная ясность. Я закрыл дверь палаты и сел на холодную постель рядом с Мэйв, обняв ее, а потом взял ее за руку, глядя на наши обручальные кольца.

Закрыв глаза, я вспомнил, какой была Мэйв, когда я только начал ухаживать за ней. Каждый раз, когда я встречал ее в приемном покое, она всегда держала кого-нибудь за руку. Черные, белые, желтые, коричневые, молодые, старые, нервные, искалеченные, сломанные, окровавленные ладони. Она вытащила из пропасти отчаяния множество человеческих сердец. А мое вообще запустила в небеса. Мое и десяти наших детишек.